Наречённая. Книга 2 (СИ)

Злость и жажда скорой расправы бурлили в Мааре так неистово, что потоки силы вырывались из него, будто волны магмы из жерла вулкана. Они нашли её. Суки. Теперь она в цепких руках. И можно только предположить, что будет с ассару. Наглые, мерзкие, пронырливые твари. Ирмус всё же открыл охоту, разевая жадную пасть. Только как бы не подавился. Истана по праву принадлежит Маару. Он нашёл её, она принадлежит только ему, и никто больше не смеет посягнуть на неё. Ирмус пусть подавится, пусть выблюет собственными кишками — Маар это устроит. Тьма расползалась от него, а когда такое случалось, исгар становился опасен для этого мира.

Донат забрал у служанки лоток с водой и полотно, выпроводил из комнаты, вышел следом.

— Как ты собираешься это сделать? — тут же спросил Шед. — Не говори, что отправишь всё королевство в ад.

Маар покосился на стража, глазные яблоки, казалось, вытекут от давления. Именно это он порывался сейчас сделать, сжечь всё, как горсть шелухи. Горячая ярость мешала думать рационально и трезво. Сейчас Маар не в состоянии был не то, что обрушить свою ярость на соперников, а встать не мог. К тому же сложность будет в том, чтобы не зацепить ассару, оставив её в безопасной зоне.

— И как же Ортмор? На одной чаше твои замыслы и всё то, к чему ты шёл — Ортмор, твои владения, где ты должен стать полноправным хозяином. Как же твоя власть, народ, сила? Будущее, которого добился, ты теряешь? Ты же бросил её тогда, и сейчас есть огромная возможность отказаться. Потом дороги обратно не будет.

— Повторю последний раз, Истана — моя собственность. Никто кроме меня не смеет её касаться. Никто не смеет переходить мне дорогу. Если король забрал у меня девчонку, то ему ничего не стоит забрать и всё остальное, включая мою жизнь. Забрать то, что принадлежит мне.

— Король не отдаст её.

— Я и спрашивать не буду, заберу то, что и так моё по праву.

— Думаешь, Хирс любовался ею на расстоянии? К тому времени, когда ты восстановишься, пройдёт время…

— Я отрежу ему мошонку и скормлю псам. А потом и твой язык, если ты ещё хоть слово скажешь мне о том.

Нетерпение и жажда скорее заполучить Истану обратно бурлили в крови. Нетерпение и жажда, приправленные ядом ревности — дикая смесь. Его собственность теперь среди других мужиков. Это понимание плавило мозг, выстреливая копьями в спину без предупреждения, поражая в цель, раздирая Маара на части, оставляя сквозные дыры. До того времени, как Маар восстановится, пройдёт уйма времени, слишком много, он не успеет перехватить её

— безусловно…

— Я с тобой, я помогу, — ответил Шед, врываясь в его мрачные мысли.

Маар выкрадет её, и он уже знал, как.

Прийти в себя и оправиться мне было не просто. Ещё сложнее — осознать произошедшее. Но после того, как в комнату ворвались лойоны короля, я едва смогла собраться с мыслями, собрать себя по частям, вырвавшись из лап Хирса. Я помнила только, как дрожь прокатывалась лихорадкой по телу. Собирать в дорогу мне было нечего. Все мои вещи остались на постоялом дворе ван Нёра, а точнее, где-то в лесу… Оставаться одной мне долго не дали, вытащили из покоев едва ли не силой, вывели из замка, затолкнули в повозку и увезли. Мы покинули Энрейд сразу, без каких-либо отступлений, пререканий. Груива и Хирса я больше не видела, но представила, как им было тяжело распрощаться со своей наживой.

Но мой кошмар был впереди и начался с того мига, как мы сели на корабль. Туманные бесцветные дни канули в Бездну, образуя огромную пропасть где-то между «до» и «после». Изо дня в день меня выворачивал наизнанку. Меня тошнило постоянно, утром, днём, вечером, только к ночи муть утихала, давая мне возможность хоть немного поспать. Я никогда не плавала и даже не думала, что могу страдать от морского недуга. И лучше бы беспрерывная скачка верхом на лошади в бурю, в ураган, страдать от вечного холода как угодно, чем в каюте, в удобстве и тепле, но совершенно ослабеть и потерять всякую чувствительность ко всему. За два дня я отощала, я не могла ничего есть, всё съеденное, сразу выворачивалось наружу. Хорошо, что мне разрешали выходить на палубу подышать свежим воздухом, и всё равно за мной наблюдали несколько пар глаз, будто я могу превратиться в птицу и упорхнуть или прыгнуть за борт. Хотя порой, когда мне делалось слишком скверно, и меня скручивал очередной спазм, мне того хотелось отчаянно.