Моё тело было всё в синяках, щипало треснутую губу, и горела ссадина на щеке от пощёчин Фоглата, но, слава Великой, кости были целы, даже с трудом верилось после того, как я скользила с холма, наскакивая на камни, хотя рёбра всё же болели от ушибов.
Приставленная ко мне женщина помогла мне вымыться. Она не скрывала своего пренебрежения ко мне, с напором тёрла мочалкой спину и плечи, дёргала неосторожно за волосы, когда мыла их, и как-то странно меня рассматривала, хотя я к этому должна уже привыкнуть — среди всех девушек я белая ворона. Когда вылезла из воды, надзирательница меня не оставила: заправила постель, разожгла камин. После мне принесли чай и еду, но от одного запаха запечной осетрины меня едва не вывернуло вновь. Не притронувшись к завтраку, на который и смотреть не хотелось, я погрузилась в кресло возле камина, забравшись с ногами, откинув на спинку голову, смотрела неподвижно на огонь из-под полуопущенных век. Я так устала и измоталась, что не заметила, как погрузилась снова в тёплые недра дремоты.
— Поднимайся, — потормошила надзирательница за плечо.
Я разлепила ресницы, едва не застонала от того, как не хотелось просыпаться. Хотелось оставаться в забвении, спрятаться от всех, спать несколько дней подряд.
Карие глаза женщины угрожающе пробуравили, в них столько жёсткости, что тёплое ласковое марево рассеялось быстро, не оставляя мне никакого выбора, кроме как вернуться в суровую реальность, где мне не было никакого покоя.
— Идём за мной, — велела женщина, выпрямилась и направилась к двери.
Я вдохнула, собираясь с мыслями и решимостью, но волнение всплеснулось так, что голова закружилась. Вцепившись в подлокотник, я поднялась. Не нужно и гадать, кому я так скоро понадобилась. Но я не дамся. Ничего у них не выйдет, всё равно найду выход. Пусть не сейчас… Я не стану игрушкой.
Недра полутёмного перехода поглотили нас, мы спустились по лестнице, проходя ещё один, более светлый переход с узкими окнами по правой стене, в которые я успевала по пути заглядывать. Уже полдень, на небе всё та же беспросветная хлябь, внизу неширокий внутренний двор с засыпанным снегом колодцем. Я нахмурилась. Кабинет Груива находился в другой части замка, значит, всё же потребовал Хирс. Я набрала в грудь больше воздуха, когда провожатая повернула, и вскоре мы оказалась перед дверью с резной ручкой. Надсмотрщица открыла створку и буквально впихнула меня внутрь, потому что я вдруг застопорилась, вспоминая угрозы младшего Фоглата.
Когда глаза привыкли к полумраку, я рассмотрела силуэт молодого мужчины, стоящего возле широкого окна, одного единственного в помещении. Хирс повернулся, когда дверь за мной захлопнулась.
— Думала, забыл о тебе? — осклабился он, а моё сердце ткнулось о рёбра отупелой болью и забилось так часто и обрывисто, что меня качнуло.
— Не думала. Я буду разговаривать только с Груивом.
Хирс в два прыжка пересёк расстояние от окна до двери, я едва устояла, чтобы не отшатнуться от него.
— Беглая шлюшка ещё что-то требует? Кажется, пора тебе показать твоё место, ассару. — прошипел он, едва сдерживая раздражение. — Ты должна вылизывать мои сапоги, грязная потаскуха, за то, что я не кинул тебя прямо к кухаркам драить полы и прислуживать лойонам.
— Я бесполезна для тебя. Можешь сразу выкинуть.
— Хитрая ассару, тебе меня не провести, — выпалил он, схватил под локоть, швырнул на софу, что стояла у стены.
Я оказалась прижатой спиной к жёсткому сиденью, когда Хирс навалился сверху, придавливая своим весом. Я вцепилась в спинку дивана, но даже не чувствовала, как скребу её ногтями.
— Ты порождение Бездны, проклятие, самое страшное наваждение, ты своими глазами, голосом, сопротивлением и болью вынуждаешь трахнуть тебя, присвоить, — пропыхтел он агрессивно. — Ремарт тебя присвоил, теперь моя очередь позабавиться. Тебе понравится, — он склонился, опалив мне шею неровным дыханием.