Наркодрянь

Очутившись на улице, Картрайт наметанным глазом оценил расстановку сил и остался доволен.

Хэмп умел обставить все со вкусом и ненавязчиво — как и подобало шефу личной охраны такой фигуры, как Картрайт.

Китаец, казалось, мало обращал внимания на окружающие его мелочи и не особо торопился. Во всяком случае, Картрайт, не привыкший к такому способу передвижения, вначале без труда поспевал за ним. Однако когда неутомимые ноги китайца, а вместе с ним и полуатрофированные придатки Картрайта пересекли седьмую по счету авеню, в душу Картрайта вкралось сомнение. Он быстренько прикинул, сколько миль придется отмахать до китайского квартала и ужаснулся. К счастью, его странный проводник направлялся вовсе не в Чайна-таун, а в деловой центр Майами. Они отмерили еще два квартала и вышли на оживленную Линкольн-стрит.

Продвижение несколько замедлилось — Картрайт легко лавировал в толпе автомобилей, когда сам садился за руль, но совершенно потерялся в толпе людской. Он то и дело натыкался на пешеходов, зацепил локтем сгорбленную злую старушенцию и протер полой пиджака заплеванный бок урны. Однако венцом злоключений Картрайта стало столкновение на углу Линкольн-стрит и Шестой авеню.

Картрайт засмотрелся на живописную группу подростков, чьи взбитые шевелюры отливали всеми цветами радуги, и влез пыльной подошвой прямо на любовно начищенный штиблет полисмена. Фараон скромно стоял в сторонке — у фонарного столба, никому не мешал, такая бесцеремонность Картрайта была натуральным свинством.

Полисмен досадливо скривился — не то от боли, не то от обиды — и горестно посетовал:

— Треснуть бы тебя разок по башке, чтоб хайло не разевал, да дубинки жалко.

И Картрайт, всемогущий Картрайт, ничего не ответил. Он струсил и поймал себя на том, что впервые за свою небезгрешную жизнь спасовал перед блюстителем закона.

Наконец ужасной гонке пришел конец: китаец свернул в переулок и вошел в подъезд двухэтажного особняка. Картрайт облегченно вздохнул. Они поднялись на второй этаж, китаец уверенно толкнул дверь и шагнул в квартиру.

Картрайт набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и… шагнул за ним. Здесь, в квартире неведомого божества, Картрайт ожидал встречи с чем угодно и с кем угодно, но действительность превзошла самые смелые его ожидания.

Во-первых, квартира была обставлена в типичнейшем для горожанина среднего достатка стиле. Коридор, прихожая, одна комната, другая…

И везде стандартная мебель, картины, люстры, шторы. Без лишнего шика и со вкусом. И никакой экзотики.

Картрайт даже разочарованно вздохнул, и тень сомнения вкралась в его душу.

Но главный сюрприз ждал его в четвертой комнате. Здесь его встретил расфранченный денди в темно-бежевом костюме «с иголочки».

Беспечный франт, лет тридцати, кейфовал в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, и посасывал толстую сигару.

Картрайт быстро пошарил глазами по комнате, но больше никого не обнаружил. Даже китаец куда-то испарился. Взгляд его машинально упал на руку незнакомца в кресле, и… зрачки Картрайта расширились от ужаса и неожиданности: на среднем пальце этой руки покоилась золотая богиня.

Точь-в-точь копия в миниатюре той самой — его богини, только выполненная в виде перстня.

Картрайта прошиб холодный пот, и он вдруг почувствовал, что знакомый страх медленно пополз за шиворот, лаская волосы на голове. От перстня он не мог оторвать глаз и явственно видел, как под кончиками пальцев новоявленного гуру проскочили синие искорки. И тут, словно бы издалека, до него донесся бархатный низкий голос:

— Все проще, человек. Ты шел, ожидая увидеть вокруг меня храм, но храм у каждого в душе.

То, что вне души, не нужно. Так?

— Так, — облизал пересохшие губы Картрайт.

— А в твоей душе лишь страх и смятение.

И все потому, что ты возжелал спасения, не давая взамен ничего. И страх привел тебя ко мне. Смотри же на меня! — властно скомандовал гуру.

Картрайт повиновался приказу. Их взгляды впервые встретились, и… Картрайт понял: перед ним Бог или Сатана.

Черные глаза гуру могли запросто вместить в себя все четыре океана. И в них, словно на дне бездонного колодца, светились звезды.

Что до лица… Картрайт видывал мужиков и посмазливей, но подобной красоты не встречал никогда. У него даже сладко заныло сердце от вожделения, но за этой плотской слабостью тотчас последовало наказание: на подлокотнике кресла, где покоились руки гуру, снова заплясали искорки, и Картрайта бросило в жар.

— Ты нечист, как немногие в этом мире, — усмехнулся гуру и погасил звезды в глазах. — Но именно поэтому я помогу тебе. Так велит Вселенная.

После этой фразы меркантильное начало Картрайта поперло неудержимо из глубин подсознания и вопросило: «А что, собственно, потребуется взамен?» Картрайт уже приоткрыл было рот, чтобы в деликатной форме выпустить наружу этот вопрос, но бодхисатва захлопнул его жестом руки:

— Не бойся, я не потребую взамен твоей души — мне не нужны нечистые души. Мне нужна только твоя вера. Вера и покорность.

— Я… я готов, — уже в который раз произнес заветную формулу Картрайт.

— Сядь.

Картрайт покорно опустился в кресло.