Народ Великого духа

Едва только мы пересекли метров пятнадцать открытого пространства, разделяющие вал с частоколом и первый ряд палаток, как из-за роскошнейшего шатра с левой стороны выглянула легионерская морда в полном прикиде и даже со щитом. Из арбалета я выстрелил навскидку, но поскольку мастерство не пропьешь, то болт с каких-то десяти метров^[41] влетел клиенту в лоб прямо под обрез шлема. Больше проблем этот легионер нам не доставлял, но, как оказалось, он был там не один. Его напарник был поумнее своего приятеля, а потому кинулся прочь со всех ног, вопя на ходу что-то вроде: «Вторжение, нападение, варвары, демоны, караул, убивают!». Передав арбалет Санрэ-Соне, я вытащил из кобуры верный кольт (ну чем не ковбой) и с двух рук троекратно шмальнул в спину беглецу. Тот замолчал, сделал еще несколько неуверенных шагов на подгибающихся ногах и рухнул мордой вперед. Готовченко. Итого – минус три.

Но на этом цирк только начинался. Кажется, Марк Сергий Германик понял, что мы его жестоко нае… (ну вы меня поняли) и теперь в нашу сторону, изображая разгоняющихся спринтеров, уже топало не менее двух десятков легионеров в полном боевом. Тренированные все-таки парни римляне. Пока еще было несколько секунд времени, я бросил взгляд в одну сторону и в другую. Шатер слева, возле которого стояли на часах двое, скорее всего, был резиденцией военного трибуна. Там казна, там знаки власти и все драгоценное барахло, присущее каждому порядочному патрицию. Дальше и еще левее располагались палатки центурионов, справа же находились явно нежилые палатки, похожие на склады военного имущества. Прямо перед нами стелилась широкая улица (примерно такая же, как то пространство, что отделяло частокол от палаток), а за ней слева находились палатки одной из центурий (сейчас пустые). Справа можно было заметить так называемый эргаструл – то есть грубо сляпанные клетки из древесных стволов толщиной в руку, в которых находились порабощенные аквитаны.

Эти аквитаны, как и все прочие, проснулись от производимого Петровичем спектакля, поняли, что к их поработителям на огонек заглянули неприятности – и теперь от осознания этого факта находились в приподнято-возбужденном состоянии. Они бы и сами поучаствовали в грядущих событиях, но сделать это, находясь в клетках, было затруднительно, и поэтому они сопровождали все видимые события криками и улюлюканьем. Ну что же, пусть смотрят… Я убрал пистолет в кобуру; Илэтэ-Ира, как верный оруженосец, подала мне «люську» с уже примкнутым полным диском на сорок семь патронов, а остальные волчицы развернулись в стрелковую цепь справа и слева от меня, с кольтами наизготовку. И своих, и Гуговых невест быстрой стрельбе с двух рук я обучил. Разведка они или нет?! Диспозиция такая: я осуществляю общую зачистку поляны, а они гасят всех, кто хотя бы попытается замахнуться для броска копьем.

Когда передовые легионеры с шумом и топотом приблизились к нам метров на шестьдесят-пятьдесят, я дал очередь в полдиска, перечеркивая их толпу от края до края, а потом стал бить короткими очередями, выпиливая в набегающей на нас людской массе сердцевину, а справа и слева от меня защелкали пистолетные выстрелы. Конечно, это было картинно, по-пижонски, на публику, но внутреннее устройство временно римского лагеря не представляло нам возможности вести огонь из-за прикрытия. Ну не считать же прикрытием полотняные стенки палаток. Зато аквитаны, особенно в крайней клетке, которая у дороги, видели картину во всей ее красе. Мастер-класс по кегельбану на выезде. Тем более что, как бы откликаясь на стрельбу, в нашей половине лагеря (там, у Петровича) гулко загрохотал станкач. Если легионеры, переругивающиеся с Виктором Леграном, по неграмотности вылезли на частокол, то тогда с ними все ясно, какать эти котята больше не будут. Если же нас пыталась атаковать половина наличных легионеров, то остальных, сгрудившихся у частокола, можно срезать одной очередью.

Да и у нас тут дела обстояли далеко не худшим образом. Когда в диске «люськи» закончились патроны, атакующие уже валялись в разнообразных позах. Некоторые еще живые, но это было ненадолго. Не будучи уверенными, что пули кольтов пробьют щиты и доспехи, волчицы стреляли по ясно видимым в полутьме лицам и немало в этом преуспели. Только один легионер изловчился метнуть пилум, но, видно, делал он это из задних рядов или был уже раненым – поэтому метательное копье упало со значительным недолетом. Только теперь до центуриона Марка Германика должно было дойти, в насколько глубокую задницу он угодил… но, к сожалению, это было невозможно. Как выяснилось позже, он одним из первых пал жертвой пулеметной очереди и теперь уже торговался с Хароном (или как там зовут бога смерти у германцев).