Народ Великого духа

А потом из прохода между палатками нам навстречу вышло шестеро странных типов. Ни в коем случае не военные: в серых туниках, препоясанных кожаными ремнями, и таких же серых плащах с капюшонами. На ремнях у этих людей висели широкие ножи в кожаных ножнах, а в руках они сжимали витые кожаные плети. Очевидно, это был работорговец Тит Нервий и его подельники-надсмотрщики, не испытывающие сомнений в том, что они люди нужные и сумеют договориться с любой властью. Они ведь даже не пытались скрыться и уйти огородами, а перли прямо на нас, уверенные в своей безнаказанности. Поскольку у меня не было никакого желания вершить суд по всем правилам, да и за сегодняшний день мы уже изрядно наломали дров и оттого ожесточились, я просто принял из рук Илэтэ-Иры «люську» с установленным на ней свежим диском и срезал эту банду одной очередью. Не надо нам тут этой заразы ни в каком виде.

Тогда же и там же. Сагари (27 лет), супруга Тибалта, князя васатов-аквитанов.

Ночь – это время, когда на земле владычествуют злые духи, и только богиня луны Иллагри способна хоть немного уменьшить их силу. Но сегодня ее нет с нами на небосклоне и тьма господствует вокруг во всем своем великолепии. В такую ночь в очаге дома непрерывно должен гореть огонь, чтобы помешать проникнуть внутрь злому духу Майде, способному разрушить человеческую обитель. Но у нас больше нет домов, злые римляне изгнали нас из них и заставили бежать, спасая свою свободу и жизнь. У нас больше нет даже нашего родного мира, мы перешли в другой мир – такой же материальный, как и наш, но намного более таинственный и необжитый. Безлюдные земли, багровые закаты и витающие повсюду духи предков. Я, с детства посвященная богине Амалур, чувствую их присутствие так же, как присутствие еще неизвестных мне божеств. Этот мир, лежащий на границе между мирами людей и мирами духов, наполнен силой и похож на перекресток множества дорог. По одной дороге пришли сюда мы, а по другим пришли другие… И их тут много. И только римляне, – такие же прямые, как их копья, – не чувствовали, как вокруг них сплетались нити колдовства.

Когда они утром уходили в свой поход, я чувствовала, что там, куда они идут, их поджидает смерть, – смерть не от копья или меча, о нет – а более изысканная, от грома и молнии. Они маршировали мимо нас, а я видела, что это уже идут мертвецы, принадлежащие не к миру живых, но к миру мертвых. Смерть уже наложила на них свою печать, и мертвее всех прочих был их самодовольный предводитель Секст Лукреций Карр. Они ушли, а мы стали ждать смерти, ибо оставшиеся в лагере были много хуже ушедших. Но случилось так, что смерть сама пришла за ними на следующую ночь. Как я и предчувствовала, поход римлян на неизвестного врага закончился полным разгромом. Около полуночи к римскому лагерю прибыли воины победителей – они потребовали от гарнизона немедленной капитуляции и в качестве верительных грамот и доказательства того, что римское войско действительно разгромлено, привезли с собой отрубленную голову заносчивого римского трибуна.

Никогда не забуду, как он обещал насиловать и пытать меня и моих дочерей на виду у всех до тех пор, пока наш муж и отец не сдастся и не сложит оружия перед их ужасным Римом. И вот теперь это чудовище мертво, голова его отделена от тела и воздета на копье, а горделивый герольд повествует о том, как нахальные римляне были поражены молниями и пали в прах, и о том, и что только добровольная сдача поможет им сохранить никчемные жизни. Нет, сидя в клетках эргастула, сами мы этого не видели, зато слова герольда слышали очень хорошо, как и ответы на них римлян. Ничего умного в этих ответах не было. Римские солдаты, так и не осознавшие, что остались один на один с могущественными силами, состязались с победителями их товарищей в ругани, чем и подготавливали себе внезапный и ужасный конец.

А потом пришли ОНИ. Мне из крайней клетки было видно, как бесформенной кучей упал часовой у южных ворот. Потом две черные тени невесомыми облачками перемахнули через частокол, скрипнули створки ворот – и воины ночи проникли внутрь римского лагеря. Они несли с собой погибель – и все римляне, оказавшиеся у них на пути, умирали страшной смертью. В воздухе гремел гром без грозы, во тьме метались молнии, которые посылал во врагов главный воин ночи, который, как мне тогда казалось, был самим Орци, богом неба, грома и молний, и римские легионеры ложились перед ним на землю как колосья ячменя под взмахом острого серпа. Последними умерли работорговцы. Они думали, что им ничего не угрожает, но молнии поразили их так же, как до этого поражали солдат… И наступила тишина.