Народная война

От Уручья до Мякишева четырнадцать километров, от Мякишева до Лопуши еще шесть, а в десяти километрах за Лопушью находились Выгоничи, районный центр, — там районная управа с бургомистром, с военной комендатурой, гестапо, отряды полиции СД и батальон железнодорожной охраны. Что имеется у противника в Лопуши, какие силы, как они расположены и вооружены, я не знал. Мальчишка до вмешательства Рысакова сообщил лишь то, что полиции в Лопуши много и есть пулеметы с «кругами на дулах и другие, на колесиках, как у плуга», — значит, ручные и станковые. У нас же был всего лишь один единственный ручной пулемет с двумя дисками. Вместе с командиром нас было двадцать четыре человека. Но и скудное наше вооружение, и крайне незначительное число людей сами по себе не так меня беспокоили, как то, что по существу мы почти ничего не знали о Лопуши. С такими данными о противнике, какими мы располагали, я наступал впервые в своей военной жизни.

Ехали мы по глубокому, рыхлому снегу. День был серый, облачный, тихий. Падали редкие снежинки. Лошади двигались медленно. В большинстве они были заморенные: хозяева, боясь, что немцы заберут скотину, держали ее в черном теле. Колонна наша растянулась. Я ехал в одних санях с Рысаковым, впереди других.

— Почему ты поехал впереди колонны? — спросил я Рысакова.

— А где же мне ехать? В хвосте?

— Впереди должна итти головная походная застава. В данном случае она же выполняла бы функции разведки.

— Сколько человек?

— Выслать одни сани по нашим силам хватит.

— Где же такое правило существует, в армии? — спросил Рысаков насмешливо.

— В армии.

— Оно и видно. Войну-то проездили с такими правилами?

И Рысаков опять стал бранить армейских командиров, придумавших дурные порядки, при которых командир ходит позади своих солдат. Он был наивно уверен, что если бы офицеры, командующие частями и соединениями Красной Армии, всегда были впереди бойцов, то Советский Союз уже праздновал бы победу.

— Это что значит, когда командир ходит позади? Это значит, что он трус, вот что это значит! — горячился Рысаков.

— Ну, хорошо, а если полицаи устроят в Мякишеве засаду?

— Откуда они могут знать, что мы едем? В том-то вся штука, что они не знают. Внезапность! — Рысаков любил это слово и повторял его всякий раз, когда выдавался подходящий случай, со вкусом, чуть ли не прищелкивая языком. Никакой разведки впереди себя мы не высылаем. Шпионы тоже о нас сведений не подготавливали, вот мы и нагрянем нежданно-негаданно. А разведка только может помешать. Представь себе, попадутся такие разведчики, что разболтают. А тут внезапность..

К Мякишеву мы подъезжали в темноте. Хотя Рысаков и полагался полностью на внезапность, все же, на всякий случай, чтобы не напороться на противника, он решил объехать деревню.

— Дорога везде одинаковая; — сказал он.

Убеждать Рысакова соблюдать правила, выработанные обширным армейским опытом, было ни к чему. Я спросил его, как он представляет себе бой в Лопуши. Что будут делать полицейские? Как будем действовать мы?

— Зачем я буду фантазировать? Дело покажет… В основном будем уничтожать врага, — ответил Рысаков раздраженным тоном.

— Деревня большая? — продолжал я свои вопросы.

— Длинная. Одна улица — да тянется километра на три.

— А где, как ты думаешь, находятся полицейские?

— Конечно, в бывших кулацких домах, где же им еще быть?

— А как ты будешь нападать? Откуда?

— А вот сейчас увидишь.

Впереди показались очертания домов. Рысаков вполголоса подал ездовому команду «стой» и вышел из саней. Я последовал за ним. Несколько секунд мы стояли на обочине дороги и молча вглядывались в темноту.

Было тихо. Из Лопуши доносился редкий лай собак. В какой-то избе, в глубине села, мерцало освещенное оконце. Рысаков приподнял руку и повел пальцем в направлении этого далекого освещенного окна.

— Там они все и сидят. Это самый большой кулацкий дом, — заключил он. — Главное — не ждут. Это самое главное…

Одна за другой подтягивались наши упряжки. Скрипели полозья в темноте, тяжело дышали лошади, но людей слышно не было, люди говорили шопотом, оружие не звенело, бойцы отряда умели сосредоточиться беззвучно.

Когда все, кроме ездовых, собрались вокруг Рысакова, он вполголоса разъяснил план нападения.

— Мы с Василием Андреевичем (то есть со мной) следуем впереди, остальные за нами. Да смотрите, чтобы ни один не отставал! Дальше, что есть духу врываемся в Лопушь… На задней подводе кто?

— Я, — отозвался Саша Котомин.

— Вот хорошо. Как только сравняешься с третьей хатой, открывай винтовочный огонь. Это и будет сигналом для нападения. Понятно? Как только у третьей хаты услышите выстрел, так все открывай пальбу, кто из чего может. Ясно?

— А куда стрелять, Василий Андреевич? — спросил Иван Акулов.

Рысакова не смутил этот уничтожающий по существу вопрос.

— Куда попало, — ответил он не задумываясь. Затем уточнил: — Туда бей, где огонь горит или кто-нибудь шляется. В такой час некому больше шляться, кроме врагов. Уразумели?

Все ответили утвердительно.