Народная война

А я стоял перед ним и обдумывал, как лучше убедить этого человека, что умение воевать — наука; овладевать этой наукой нужно с долгим упорством; она необходима отряду, как воздух. И потом — связь с райкомом партии, — пора, давно пора ее установить. Эти две задачи не давали мне покоя.

ТЯЖЕЛОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ

Лопушская операция наделала шуму во всей округе. Людская молва преувеличивала наши успехи, и слава отряда вознеслась высоко. Как мало нужно было в те тяжкие времена, чтобы затронуть сокровенные струнки в душе людей, жаждавших возмездия…

Но и немцы со своей стороны всполошились. Вскоре после памятного боя нам пришлось столкнуться со значительной группой противника, совсем непохожей на прежние случайные, наспех сколоченные формирования. Случилось это дней через десять, а пока немцы смирно сидели в Красном Роге и вели усиленную разведку. Обстановка складывалась сложная, и было над чем задуматься.

Один Рысаков как будто не понимал, что творится вокруг. Он все еще был опьянен удачей и часами доказывал мне преимущества тактики «лети, не задумываясь». Мы попрежнему спорили с ним, но отношения установились у нас более ровные, и иногда мне казалось, что он понемногу начинает прислушиваться к моим доводам. Правда, непомерное самолюбие не позволяло ему и виду показать, что в нем назревает какая-то перемена.

— Какие у нас планы? — спросил я как-то Рысакова.

— План у нас один: бить немцев, бить и еще раз бить!

— Что же, план превосходный. Но позволь полюбопытствовать: как, когда и где?

— Что, руки чешутся? Так бы ты и говорил. Есть сведения, что сегодня ночью немцы собираются в Красном Роге. Вот там их и трахнем. Как на этот счет?

— По-лопушски?

— А я говорю: отличная была операция! — вспылил Рысаков и стукнул кулаком по столу.

— Разве я сказал плохая? — невинно возразил я.

— Так в чем же дело? — уже почти грубо бросил командир. — Чего тебе от меня надо?

— Немцы-то не в Лопуши, а в Красном Роге.

— Ну?

— Значит, и операцию надо подготовить краснорожскую.

— Сколько же времени ты думаешь готовить ее? — в голосе Рысакова появились издевательские нотки.

— Почему я? Это твое дело.

— Да мне показалось, что ты в новую роль вошел, — понижая тон, произнес Рысаков, — и уже команду подать собираешься. А у меня подготовка простая: по коням — и пошел. Операция совершится, тогда и название ей родится.

Разговор начинал меня раздражать. Но, зная уже, что Рысаков не хочет соглашаться из одного упрямства, а на самом деле прислушивается к моему мнению, я терпеливо объяснял ему, что в Красный Рог немцы прибыли не случайно, что с нашими силами нельзя лезть в Красный Рог — это не Лопушь. Целесообразнее выманить немцев из села и навязать им бой там, где нам будет выгоднее.

— Так что же, по-твоему, ждать будем? — все еще не желая сдаваться, спросил Рысаков.

— Ни в коем случае!

— Не понимаю — ждать нельзя, и нападать не смей.

Несколько дней тому назад наши разведчики столкнулись с немецкой группой в Утах, затем в Павловке и в Яковском. Я напомнил об этом Рысакову, набросав для наглядности схему. Он задумался.

— Что же они замышляют?

— Чтобы узнать, что замышляет противник, — лекторским тоном ответил я, — командир Красной Армии прежде всего разведкой занялся бы, постарался достать «языка»…

Рысаков меня не понял. Видимо, он впервые услышал это слово.

— Чего? — переспросил он.

Я объяснил. Рысаков смотрел на меня озадаченно. А я, как ни в чем не бывало, продолжал свою «лекцию». Командир сделал последнюю слабую попытку перед «капитуляцией»:

— Думаешь, он что-нибудь расскажет твой «язык». Нашел дураков.

— По-моему, ты сможешь любому «языку» развязать язык, — пошел я на грубую лесть.

— Надо полагать, сумею, — не без самодовольства согласился Рысаков. — Да ведь он наврет с три короба, поди тогда разберись.

— На то ты и командир, чтобы разобраться…

Последние слова я договорил, когда Рысаков уже распахнул дверь землянки.

— Власов! Котомин! — крикнул он. — Ко мне!

И тут же у входа в землянку составил группу разведчиков для захвата «языка».

Вечером я проводил разведчиков за черту лагеря. Ночь стояла лунная, светлая, тихая, но лес был полон смутных шорохов, — потрескивали сухие ветки, ломавшиеся под тяжестью снега, где-то в глубине глухо стонали совы и совсем уже далеко тявкали и завывали волки.

— Будьте осторожны, товарищи, зря под огонь не лезьте, — сказал я, прощаясь с разведчиками.

Один из них, комсомолец Титков, на серьезное дело шел впервые. Он заметно волновался, рука его дрожала в моей. Я посмотрел ему в глаза. Он встрепенулся, выдернул руку и проговорил:

— Ничего, Василий Андреевич, это предчувствие приятной встречи: я же с земляками встречусь, в свою деревню загляну.

Титков шутил, а раз так, подумал я, парень не подкачает, хотя и мало обстрелян.

Рысаков встретил меня у землянки.

— Проводил?

— Проводил.

— Приволокут, думаешь?

— Приказ дал?

— Дал.

— В силу своего приказа веришь?

— Верю.

— Значит, «язык» будет!

Рысаков взял меня под руку и повлек по узкой тропе к кухне, где еще работали наши повара. Из верхнего отверстия кухонного балагана иногда веером вырывались бледные искры.