Вмешиваться в распоряжения Рысакова, выступать с советами, тем паче с требованиями, в эту минуту было не только бесполезно, но, пожалуй, вредно для дела: Рысаков не только не отменил бы своего замысла, но, напротив, усложнил бы его из духа противоречия и в доказательство командирского авторитета.
Нервы его были натянуты до предела. Это чувствовалось в голосе, каким он отдавал распоряжения, в стремительности жестов, в его прерывистом и шумном дыхании.
Я молчал, обдумывая, как помочь Рысакову во время боя, если надежды командира на внезапность окажутся преувеличенными и бой завяжется нешуточный.
А Лопушь молчала, точно там не было ни одной живой души. Даже собаки умолкли.
— Итак, повторяю еще раз, — снова заговорил Рысаков, — стрелять всем, не жалея патронов, переполох наделать такой, чтобы жарко было. Симонов, знаешь, где был раньше сельсовет? Забросаешь дом гранатами… Гранаты у всех есть? Баздеров, ты из пулемета тоже стреляй, только смотри, один диск оставь на всякий случай…
Я воспользовался бережливостью Рысакова и попробовал высвободить ручной пулемет для безусловно необходимого прикрытия.
Нарочито неуверенным голосом я предложил Рысакову, чтобы Баздеров с пулеметом и Власов сели к нему в сани.
— Это еще зачем? — удивился Рысаков.
— Разгорячатся и израсходуют диски, а ты во-время сумеешь их охладить.
— Баздеров и Власов со мной! — не вдаваясь в рассуждения, приказал Рысаков. — Остальным следить, что я буду делать. Когда я остановлюсь, сходить с саней и нападать на дома, из которых будут стрелять. Из Лопуши мы не уйдем, пока не перебьем всю сволочь.
Он упал в сани, за ним на ходу вскочили Власов, Баздеров и я. Мы понеслись по деревенской улице с той быстротой, на какую только были способны наши кони.
Все началось «по расписанию» Рысакова. Мы проскакали из одного конца деревни до другого, стреляя и производя изрядный шум. Однако в ответ, к великому удивлению командира, не раздалось ни одного выстрела, ни одного крика.
Настроение у Рысакова заметно понизилось.
— Что за чертовщина, почему они молчат? — с недоумением проговорил он. — Где они сидят? Неужели тот щенок нас обманул?
Мы повернули обратно и вышли из саней. Где же, в самом деле, полицейские? Не ушли же они из Лопуши!
Котомин попытался вызвать из какой-то избы крестьян, но сколько ни стучал в дверь и в окна, никто не появлялся. Бойцы снова собрались вокруг командира, и это оказалось кстати.
Метрах в тридцати от нас перебегал улицу какой-то человек. Я окликнул его. Он побежал быстрее. Власов приложился к винтовке, и снайперское искусство его не подвело — почти в полной темноте с первого выстрела он подбил бежавшего. Человек оказался полицейским, вооруженным винтовкой. Пуля Власова пронзила ему обе ноги выше колен. Рысаков замахнулся, чтобы добить полицейского, но я остановил командира.
— Где размещены полицейские? Сколько их? Где начальник? — спросил я.
Раненый ответил на все вопросы. Полицейских в Лопуши было пятьдесят человек. Размещены они были в четырех домах, раненый указал эти дома. Охранные посты не выставлялись. По деревне патрулировали лишь два полицая, он — один из них.
Рысаков скомандовал: «Вперед!» — и быстро пошел к центру деревни. Сани двигались за нами. Каждую минуту можно было ожидать внезапного нападения. Роли переменились — «по расписанию» мы должны были владеть фактором внезапности, в действительности им владел теперь противник. Это почувствовал даже Рысаков. Он заметно волновался, то и дело приостанавливался, прислушивался, оглядывался по сторонам.
— Такой ватагой нельзя итти, Василий Андреевич, — сказал я.
— А как лучше? — на этот раз он ждал совета и был готов его выполнить.
— Нужно разбиться на три группы, итти раздельно и, если полицаи откроют огонь, сближаться, прикрываясь домами.
Группы составились молниеносно. Котомин с шестью бойцами прижался к левой стороне домов и быстро пошел вдоль улицы. При себе Рысаков оставил Баздерова с пулеметом и еще несколько человек. Иван Федотович Симонов с десятью партизанами двигался позади и прикрывал передовые группы.
Так прошли мы несколько шагов, нас окликнули:
— Стой! Кто идет?
Людей, однако, не было видно. Поведение противника показалось мне загадочным. Или это хитрость какая-то, или… Или я ничего не могу понять!
— Свои, — громко ответил Рысаков. — Выходи!..
Из-за дома показался часовой. Это, видимо, был
второй патрульный. Власов в упор выстрелил в него. Одновременно открылась стрельба из винтовок в той стороне, где продвигался Котомин.
— Я говорил, это партизаны, — раздался истошный крик в дверях ближайшего дома. — В ружье! За мной!
— Оцепить дом и подпалить! — быстро скомандовал Рысаков.
Но оцепить дом нам не удалось.