Народная война

Наши разведчики должны были вернуться на второй день, но прошла ночь, а их все не было. Всех очень тревожило отсутствие товарищей, и в течение ночи то один, то другой вставал с нар под предлогом, что в печурку надо подкинуть дров, и подходил ко мне.

— Не слышно о ребятах, Василий Андреевич?

— Скоро будут. А ты что не спишь? — отвечал я сердито.

— Да не спится что-то…

Разведчики не вернулись и днем. Мы послали связных к нашим агентам в Золядку. Они передали: в Выгоничах был большой переполох. Налетели партизаны, убили двадцать пять немецких солдат и полицаев, А немцы убили у партизан лошадь и подводчика.

Мы терялись в догадках. Никакой лошади у наших людей не было, и в Выгоничи разведчики не должны были попасть. В чем дело?

Поздно вечером на третий день с заставы прибежал запыхавшийся Сергей Рыбаков и доложил:

— Ребята прибыли и немца живого ведут, здорового!

Вслед за Рыбаковым в штабную землянку явились разведчики. Я быстро оглядел группу: Титкова не было, Кириченко держал две винтовки…

Не глядя на командира, Власов доложил, что с задачей не справился. Он поддался соблазну, решил расширить операцию и все испортил.

Молча слушали мы товарища.

Нарушения приказа начались сразу же, как только разведчики вышли за пределы лагеря. Горячий Ванюша Титков предложил итти не в направлении Красного Рога, где по селам рыщут только рядовые немцы, а проникнуть прямо в Выгоничи и «сцапать» офицера, а то и нескольких. Титков уверял, что знает в Выгоничах все ходы и выходы. Власов долго не соглашался, но юношу поддержал Кириченко, и вдвоем им удалось склонить на свою сторону старшего группы.

Сперва все шло хорошо. У въезда в Выгоничи разведчики захватили постовых и собирались использовать их в качестве проводников к немецкому штабу. Но у самой цели невольные проводники вдруг побежали в разные стороны, и растерявшиеся разведчики открыли по ним стрельбу. Началась суматоха. До сорока немцев преградили дорогу немногочисленной группе Власова, и разведчикам пришлось пустить в ход ручной пулемет и гранаты. На улице разгорелся бой. В перепалке Титков был смертельно ранен. Кириченко пытался вынести его, но он умер у него на руках. Отстреливаясь, разведчики отошли, а немцы не решились преследовать их.

Власов был в отчаянии: неужели вернуться без «языка»? Решили предпринять поиски в какой-то деревне вблизи Выгоничей. К счастью, попытка увенчалась успехом.

С тяжелым чувством слушал я рассказ Власова. «Как быстро — думал я, — захватывает людей атмосфера вольницы. Власов — лейтенант. Будь он в регулярной части, а не в партизанском отряде, ему бы и в голову не пришло так играть приказом командира».

Но Рысакова, к моей пущей досаде, результаты разведки вполне удовлетворили. Он с явным одобрением выслушал доклад о лихом налете на Выгоничи.

— Что с тобой сделал бы командир части за такое самовольство? — сухо спросил я Власова.

— В лучшем случае разжаловал бы в рядовые, — ответил разведчик не задумываясь.

— То в части, а то здесь, — вмешался Рысаков. — Тут по-всякому может обернуться. Двадцать пять немцев ухлопали? Ухлопали! Да еще живьем одного приволокли. Хорошо! Инициатива тоже нужна. Жаль только Ванюшку, боевой был комсомолец…

В присутствии разведчиков я не стал оспаривать мнения командира, решив поговорить с Рысаковым попозже.

Рысаков подготовился к церемонии допроса. Он надел кубанку, заправил и одернул гимнастерку, отстегнул кобуру. Мне предстояло быть переводчиком. Но после института я редко разговаривал по-немецки и пришлось на подмогу пригласить одного партизана, тоже владевшего немецким языком. Рысаков разрешил всем партизанам присутствовать при допросе.

В землянку ввели пленного немца. На голове у него была надета пилотка с толстыми ватными бортами, опущенными на уши. На ногах — огромные войлочные галоши, обшитые и подбитые кожей. Под тонкой солдатской шинелью виднелся черный полушубок. Полы шинели оттопыривались, и немец походил одновременно на кота в сапогах и на взъерошенную курицу. Я обратил внимание на его лицо — ободранное, исцарапанное и покрытое кровоподтеками.

— Это он об снег поцарапался, — смущенно объяснил Кириченко, — волоком тащить пришлось. Стрельбу немцы открыли — убьют, думаем, нашего «языка», ну мы его за ноги и проволокли малость, да впопыхах уложили не на спину, а на живот.

Окидывая робким взглядом партизан, немец снял пилотку и учтиво поклонился. Рысаков громко сплюнул и спросил:

— Гонор-то где твой, вояка?

Пленный поднял на Рысакова поблекшие глаза; кивнул и глупо улыбнулся.

— Как же это ты живым-то попался? Вот не думал, небось, к партизанам угодить? — спросил старик Демин.

Немец — звали его Альфред Варнер — объяснил, что он в составе команды в десять человек пошел в разведку. В той деревне, куда они пришли, не было партизан, и они решили заночевать. Разместились в двух соседних хатах. На рассвете через окно загремели выстрелы, и двоих убило наповал. Он с товарищами бросился в сени, там-то впотьмах его и скрутили.

— Какой части? — спросил Рысаков.

— Третьей роты батальона особого назначения СД, — перевел я ответ немца.