Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров

Это подводит нас к другой важной причине, по которой реакция приняла такую форму. События вокруг модов и рокеров были представлены и воспринимались как нечто большее, чем обычные потасовки малолетних преступников, а их самих нельзя было отнести к хамам из трущоб, которые обычно ассоциировались с таким поведением. Эти юнцы производили впечатление состоятельных, хорошо одетых, ухоженных и, главное, мобильных; они больше не квартировали в разбомбленных кварталах Ист-энда и района Элефант-энд-Касл. И их хулиганство было непохожим на различные формы хулиганства в прошлом. Оксбриджские «розыгрыши» терпели, не придавая им статус социальной проблемы, не только потому, что девианты были относительно защищены своей властью, – масштаб этих довольно замкнутых и невидимых широкому кругу «увеселений» был невелик. Только когда его действия приобрели более политический, заметный и угрожающий характер, студент стал народным дьяволом. Его Клактоном был Гросвенор-сквер, беспорядки в Эссексе, история с кэмбриджским отелем «Гарден-хаус». Если с уличными бандами из трущоб и городских кварталов можно было пусть не смириться, но терпеть как проявление обычной подростковой преступности (к тому же от детей из таких районов/семей/школ другого и не ожидали), то теперь события разворачивались в прямом и переносном смысле слишком близко к дому. И это были уже не хамы из трущоб, а довольно-таки узнаваемые существа, выползшие из-под хорошо знакомых скал.

Вместе с угрозами, исходящими от новой мобильности (мотоциклы и мотороллеры групп навязчиво преподносились как важная деталь), и расширением сцены, на которой разыгрывалось девиантное поведение, возник образ разрушающихся под давлением подростковой культуры классовых барьеров. Роль девианта традиционно отводилась городскому жителю мужского пола из низших слоев общества, но моды и рокеры не обнаруживали классовых признаков – это была группа самозванцев, играющих роль, как все знали, другой группы. Даже их одежда была неуместной: без кожаных курток их едва ли можно было отличить от банковских служащих. Тревожность, вызванная ощущением, что действующие лица не на своем месте, может вызвать еще большую враждебность. Проступок чужих просто осуждается и встраивается в порядок вещей, но девиантность в группе своих вызывает смущение: она угрожает нормам группы и имеет тенденцию к стиранию границ с группой чужих.

Уникальность модов заключалась в том, что внешне они ничем не напоминали стереотипного хулигана, олицетворяемого тедди-боем или рокером. Не были они и такими узнаваемыми, как битники или хиппи. Дэйв Лэнг объясняет диверсионный потенциал модов именно этой заурядностью. За редкими исключениями их одежда была аккуратной, без всяких крайностей: «Офисные мальчики, машинистки и продавцы выглядели нормально, но в их манере двигаться было нечто, ускользавшее от понимания взрослых»[274]. Их презрительное отношение к карьере, отстраненный вид и явное отсутствие благодарности обществу за его благодеяния (что ярко проявляется в мотивах скуки и достатка) – все это вызывало гораздо большую тревогу, чем еще одна калька с фольклорного образа шпаны. Столкновение с новым элементом в девиации будоражит сильнее, чем ее привычные формы, с которыми общество уже успешно справилось.

Эти чувства были наиболее понятными и выраженными в таких местах, как Брайтон. Город еще не смирился с тем, что отдыхающие и туристы одного дня перестали сюда приезжать, а проводили отпуск в Коста-Брава. Молодые респектабельные пары из рабочего класса уже не заполняли под завязку отели и не тратили деньги на традиционные, десятилетиями не менявшиеся развлечения. Старики, правда, еще ездили, но и с целого автобуса пенсионеров, приехавших на день, прибыли было мало.

Город наводняла молодежь – и к ним он обращал оба своих лика. Такие отдыхающие были не нужны Брайтону, и он встречал их явно недоброжелательно. Их отказывались обслуживать в кафе и пабах, прогоняли, если они собирались у магазина или ларька на пляже, хозяйки не хотели сдавать им комнаты. В то же время коммерсанты пользовались этими новыми «полчищами богачей», без зазрения совести поднимая цены. И все же создание инициативных групп в «Ситауне» и «Бичсайде» свидетельствует, что город повернулся к модам и рокерам в первую очередь враждебным, возмущенным лицом: нельзя позволить этим лоботрясам и хулиганам распугать приличных семейных отдыхающих (которых к тому времени уже почти не осталось). Были и новые угрозы, помимо модов и рокеров: длинноволосые ребята с материка, студенты языковых школ, зачастившие на южное побережье, и (в Брайтоне) студенты Сассекского университета, которые не только выглядели агрессивными, но и отчасти поспособствовали избранию первого за десятилетия брайтонского депутата от лейбористов.