Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Этот эффект «снежного кома» идентичен амплификации девиантности и характеризует моральную панику в ее высшей точке. Не следует слишком увлекаться этой аналогией, так как в конце концов моды и рокеры не были воображаемыми призраками, но все же параллели в распространении систем верований поразительны. Во-первых, в обоих феноменах главными векторами распространения являются средства массовой информации. Даже порядок освещения событий, описанный в исследованиях массового заблуждения, имеет точные параллели в освещении модов и рокеров: например, когда фактические инциденты прекращались, газеты держали читателей в напряжении с помощью репортажей другого типа («не-материалов», сбора мнений, описания реакций местных жителей). Статьи о курортах описывали чувство облегчения, что все закончилось, смешанное с опасениями, что это не конец: «Мы все выдохнули с облегчением», «В Маргите тихо, но городок зализывает раны», «Город в страхе – что можно сделать, чтобы предотвратить драки?» Сравните эти цитаты с мэттунской газетой за аналогичный период: «Мэттунский "безумный анестезиолог", очевидно, взял передышку… и хотя многие напуганные люди почувствовали некоторое облегчение, они, затаив дыхание, гадали, когда и где он может снова нанести свой удар»[144]. В ночь после выхода номера с этой статьей было зарегистрировано несколько нападений.

Стоит отметить еще один тип сенситизации – его можно назвать эффектом «расширения сети». Характерной чертой истерии является выбор «неверного» стимула в качестве объекта атаки или страха. Этот процесс можно наблюдать на примере затянувшихся розысков и облав после сенсационных преступлений или побегов из тюрем: в пылу истерии на невинных людей или на непредосудительные действия навешиваются ярлыки. Так, во время известной полицейской охоты 1971 года на Фреда Сьюэлла, убившего полицейского в Блэкпуле, были «обнаружены» и доставлены на допрос в полицию многочисленные подозреваемые[145]. В своем передовом исследовании случая моральной инициативы – принятия закона о сексуальной психопатии – Сазерленд заметил, какой страх вызвала охота на насильника: «Робких стариков вытаскивали из автобусов и приводили в полицию… и под подозрение попал каждый дедушка»[146].

Когда общий эффект намеков, вызванный сенситизацией, сочетается с типом свободной ассоциации в мотиве «дело не только в этом», в результате в ту же сенситизирующую сеть втягивается ряд других девиантов. В фазе, следующей за описанием, другие кандидаты становятся более заметными, а следовательно, также могут стать мишенями для социального контроля. Эти «мишени», конечно, выбираются не случайно, а из групп структурно уязвимых для социального контроля. Одной такой мишенью стали ночующие на пляже под открытом небом – практика, обычно негласно одобряемая на морских курортах. Во время летних каникул, после огласки случаев хулиганства, города вроде Брайтона и Маргита стали строже к этому относиться. В Брайтоне в августе 1965 года полиция задержала пятнадцатилетних девочек, спавших на пляже, и доставила в отделение. Им не было предъявлено никаких обвинений, полиция вызвала родителей, чтобы те забрали своих дочерей домой. Это было «частью новой политики города, согласно которой родители несут ответственность за безопасность своих дочерей» (Evening Standard, 30 августа 1965 года). Газета Daily Mirror (31 августа 1965 года) одобрительно отозвалась о «патрулях морали». Причины, по которым в сеть попали другие группы, еще более загадочны; например, в кемпинге в пригороде Брайтона было запрещено находиться подросткам, хотя у юных туристов не было ничего общего с модами и рокерами, кроме возраста.

Главными мишенями сенситизации оказались битники. Сразу после Клактонского инцидента в Гастингсе поползли слухи о плане опрыскать пещеры недалеко от города сильно пахнущим химическим веществом, чтобы сделать их непригодными для проживания битников. В ноябре 1965 года ассоциация частных отелей и гостевых домов Борнмута провела кампанию за запрет на проживание битников в городе, аналогичная резолюция была принята ассоциацией частных отелей и гостевых домов Грейт-Ярмута. В резолюции пояснялось, что не стоит проводить различие между модами, рокерами и битниками, так как у них одни и те же символы: «этих людей… легко узнать по неряшливому виду, спальным мешкам, мотороллерам и мотоциклам и т. д.».

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология