Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Когда я говорю о «расширении сети», я не имею в виду, что до инцидентов с модами и рокерами курорты принимали битников с распростертыми объятиями. Однако во многих случаях отношение к ним действительно было хотя и неласковым, но терпимым, особенно со стороны полиции, которая хорошо понимала разницу между битником и потенциальным «хулиганом». Так дела обстояли в Брайтоне, где всего за несколько недель до Клактона в местном журнале процитировали главного констебля, утверждающего, что битники «не приносят никаких неудобств»[147]. Клактон и последующие события снизили местный коэффицент толерантности и распахнули двери для блюстителей морали. Газета Brighton and Hove Gazette (5 мая 1964 года) предупреждала, что позволять битникам спать летом на пляже и наносить ущерб – это угроза общественному спокойствию. В статье были опубликованы протесты торговцев и рекомендовалось включить мощные прожекторы на пляжах. В течение 1964 года члены местного совета предлагали сгонять битников с пляжей пожарными насосами или будить в пять утра, направляя в лицо луч фонаря. Один парламентарий призывал к полному запрету спать на пляже. В целом полиция сопротивлялась давлению, считая, что битники не причиняют никому вреда и не совершают серьезных правонарушений. Но в некоторых случаях одним из результатов сенситизации стало сокращение разрыва между борцами за нравственность и правилоприменителями. А в районах, далеких от мест событий с модами и рокерами – например, в Девоне и Корнуэлле, – этот феномен использовался для принятия новых мер контроля над битниками, теми, кто спал на пляжах, и др.

Культура социетального контроля

Сенситизация – всего лишь один из механизмов, участвующих в амплификации девиантности. Хотя официальные агенты социального контроля были так же уязвимы к этому механизму, как и общество, и фактически усилили девиантность своими собственными действиями, мы должны рассматривать их роль на стадии реакции отдельно. Это не спонтанный и разобщенный ответ на непосредственную девиантность, а организованная реакция, с точки зрения институционализированных норм и процедур. Агенты социального контроля соответствуют организациям, ответственным во время фазы спасения и ликвидации ущерба за работу с последствиями бедствия, т. е. полиции, медицинским службам, благотворительным организациям и т. д. Совокупность организованной реакции на девиантность составляет то, что Лемерт называет «культурой социетального контроля» («…законы, процедуры, программы и организации, которые во имя коллектива помогают, реабилитируют, наказывают или иным образом манипулируют девиантами»)[148].

Цель этого раздела – описать некоторые общие элементы культуры контроля, возникшей вокруг модов и рокеров. В ответ на какое давление она действовала? Как на нее повлияли предыдущие этапы последовательности? Как адаптировались к девиантности уже устоявшиеся агенты контроля и какие новые формы контроля были разработаны? На эти вопросы мы ответим, выделив в первую очередь три общих элемента в культуре контроля: распространение, эскалацию и инновацию. Затем будет подробно описана реакция трех основных типов социального контроля: полиции, судов и неформальных действий на местном уровне, в частности в форме «инициативных групп», направленных на формирование культуры исключительного контроля.

1. Общие элементы

Распространение. Первым наиболее заметным свойством культуры контроля было ее постепенное распространение за пределы той области, где девиантное поведение произвело непосредственное воздействие. Это свойство аналогично тому, как социальная система справляется с бедствиями на этапах спасения и устранения ущерба: система экстренной помощи на месте постепенно дополняется или замещается агентами вышестоящей системы (т. е. национальными или даже международными организациями). Схожим образом, в случаях массовой истерии страх ощущается далеко за пределами круга непосредственных жертв. Участие контролирующих органов, таких как полиция, может перейти с местного на региональный и национальный уровни, может быть объявлено «чрезвычайное положение» или проведено общественное расследование.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология