Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Я называю эти виды эксплуатации коммерческой эксплуатацией (Лемерт и Гоффман, как правило, говорят только о ней). Но существует и другой эксплуатационный паттерн: использование девианта для оправдания или провозглашения некой идеологии, например, религиозной или политической. Пример политической идеологии рассматривается у Эриксона в исследовании реакций ранних пуритан на различные формы религиозной девиантности[205]. Этот паттерн – эксплуатационный в том смысле, что девиант используется для социально определенных целей, безотносительно к последствиям для него самого. Я называю этот вид идеологической эксплуатацией. Еще один тип, совмещающий как идеологические, так и коммерческие элементы, – эксплуатация девианта как объекта для развлечений или насмешек. Историческая традиция делать придворными шутами горбунов в наше время продолжается в обычае выставлять напоказ людей с причудливыми физическими уродствами в цирках и на ярмарках.

Коммерческая эксплуатация таких народных дьяволов, как моды и рокеры, очевидно связана с рынком потребительских товаров для подростков. Хотя стереотип коварных миллионеров, «эксплуатирующих» невинных подростков, заставляя против воли покупать одежду и пластинки – грубое упрощение, тем не менее ясно, что рынок быстро хватается за любой крючок, на котором можно вывесить свои товары. (Известный продавец некоммерческих товаров Билли Грэм пообещал в преддверии своего визита в Лондон в 1966 году выступить с проповедью на тему «моды и рокеры за Христа».)

Различие между модами и рокерами было прямо-таки создано для такой эксплуатации, и коммерчески заинтересованные лица смогли увеличить раскол между двумя группами, подчеркивая разницу стилей. Открылись особые мод-бутики, танцплощадки и дискотеки, была напечатана книга под называнием «Танцы для модов и рокеров», и по крайней мере в одном большом танцевальном зале в Южном Лондоне на полу нарисовали белую черту, чтобы разделить модов и рокеров. Фото групп использовались в рекламе; некоторые брайтонские магазины – те самые, что протестовали против потерь в торговле, вызванных беспорядками, – продавали «новейшие модели солнцезащитных очков в стиле модов». Курортные клубы и кофейни рекламировали как «Топовое место модов на юге» и «Собственный клуб модов». Этот тип симбиотических отношений между осуждающими и осуждаемыми, «нормальными» и «девиантами» нигде не проявился с такой четкостью, как в обсуждении различий между модами и рокерами в СМИ. Тест в Daily Mail «Вы мод или рокер?», опубликованный сразу после происшествий в Клактоне, представляет наиболее яркий пример. Вся фаза описания может рассматриваться как эксплуатирование символов или манипулирование ими со стороны СМИ – даже символы иногда нужно рассматривать как олицетворение реального события, лица или идеи; если же эти реалии не проявляли себя, их следовало сфабриковать.

Приморские курорты неизменно кишели журналистами и фотографами, ожидающими новых событий, а пока что фиксировавшими истории, позы и интервью тех, кто был готов к сотрудничеству. Один журналист вспоминал, как по заказу американского журнала его послали фотографировать модов на Пикадилли в пять часов утра в воскресенье, а прибыв на место, он обнаружил там целую съемочную группу Paris Match. «Охота на модов, – замечает он, – была в то время респектабельным и довольно популярным подвидом журналистской профессии»[206]. Тот факт, что объекты охоты добровольно исполняли свою роль, не делает эту модель менее эксплуатационной; очевидно, горбуны тоже не всегда возражали против роли шута. Мальчик, которого фотограф уговорил сфотографироваться, пиная телефонную будку, был использован в точном смысле слова. Понятно, что люди, осуждающие девиацию, могут в то же время быть лично заинтересованы в ее сохранении, по крайней мере временно, пока феномен не потеряет своей «коммерческой ценности»[207].

Идеологическая эксплуатация заключает в себе схожую амбивалентность: эксплуататор «выигрывает» от осуждения девиантности и «проигрывает», если девиантность оказывается на деле менее реальной и проблемной, чем это полезно для его идеологии. Такой тип эксплуатации развивается как часть процесса сенситизации, так как включает использование символов, связанных с модами и рокерами в ранее нейтральных контекстах. На ежегодных собраниях торговых палат, церемониях бойскаутов и молодежной организации «Авиационный учебный корпус», на вручении школьных наград, инаугурации мэров и во многих других публичных контекстах символы, связанные с модами и рокерами, были использованы в идеологических целях. Слушатели либо получали наставления о том, что следует делать, чтобы они сами или другие не стали модами и рокерами, либо их поздравляли с тем, что они не моды и не рокеры. События и их символические коннотации использовались для оправдания предыдущих позиций или поддержки новых:

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология