Народный эпос

Но хан, за семью притаившись дверями,
Велел, чтобы женщины вышли, сказав:
«Нет хана, о Хаджи-Мурат, между нами,
Уехал он, вызванный в крепость Хасав».

– «Эй, пчелы! Намаза познав благодать,

Могу ли на вас, на жужжащих, кричать?»
И волк куцоухий пошел к кунаку,
Пошел, перешел через Карби-реку,
То львом он казался, то страшным драконом,
В Нуху он ворвался с лицом разъяренным,
В Нухе дворянина спросил одного:
Найдется ль пристанище здесь для него?
В ответ промолчал иноверец проклятый.
А воин: «Пойдем, нужен мне провожатый».
Вот полдень встает над прозрачным ключом.
Неверному долг пред творцом – нипочем:
Сказали ему, чтоб исполнил намаз, —
Увы, от него услыхали отказ.
«Тот будет убит, кто не славит аллаха.
Тебя не убив, оскверню этот мир!»

Мечом со всего он ударил размаха,

И был на лугу обезглавлен кяфир.

Затем в убежавших ружье он направил,

А близко стоявших клинком обезглавил.
Как будто покой воцарился вокруг,
Но видит: враги появляются вдруг.
Четыре их тысячи было – и конных,
И пеших, со злобою в бой устремленных.

«Без крыльев взлетишь ли ты до облаков?

Теперь не спасешься от наших клинков!
Как волк убежишь ли, задравши овец?
Посмотрим, какой ты на деле храбрец!»

– «Клинки из Египта, – запомните впредь, —

Не крылья ли наши, чтобы в небо взлететь?
Уйдем ли, как мыши, под землю незримо,
Когда наша сила – кремневки из Крыма?»

Сказал и – ни с кем не сравнимый в сноровке

С утра до полудня стрелял из кремневки,
И, тряпкою рану заткнувши свою,
С полудня он в сабельном бился бою.
Каджаров убил он числом шестьдесят
И всех на завале сложил, говорят.
Душа храбреца устремилась в Синах.
Джигиты в смятенье, джигиты в слезах.
У Карби-реки, что его подняла,
Ликуют враги, – да умрут их дела!

Легко Алазани и счастлив Тифлис,

А сами давно ль в лихорадке тряслись!
Теперь Голода, Карабах и Ганджа
Не будут бояться, от страха дрожа.
И там, в Дешлагаре, и рядом, в Шуре,
Спокойно в ночи и на ранней заре.
Во прахе – героя хунзахского тело,
На небо душа храбреца улетела.

Султан-Ахмед младший