НАРОДОВОЛЬЦЫ

Желябов (выходит вперед). Но мы не можем, Георгий, действовать по-старому. Это означает не действовать совсем. А революция – это действие! Резюмирую! Период пропаганды кончился. Если народ не поднимется, захватим власть, образуем временную диктатуру, чтобы передать власть народу!

Плеханов. Боюсь, что вы образуете не временную диктатуру, а станете временным диктатором, а это, знаете ли, не одно и то же! Вспомните диктаторов республиканского Рима, вспомните Кромвеля в Англии да Робеспьера, наконец… Вы не верите мне, но вспомните, что говорит об этих диктаторах Лавров, на которого вы еще так недавно молились. История и психология убеждают нас, что всякая неограниченная власть портит самых лучших людей, что даже гениальные люди, думая облагодетельствовать народы декретами, не могли этого сделать Вам, Желябов, придется давить не только реакционеров, но и людей, просто несогласных с вашими, Желябова, способами действия… При самых самоотверженных намерениях вы, временный диктатор, станете лишь источником новых бедствий… Из самоотверженного фанатика вы превратитесь в честолюбца, жаждущего власти для самой власти, для себя! Это же не я, это же Лавров говорит!.. Ваш бог Лавров, теоретик Лавров! Вы ничего никому не передадите, если рабочие в городе и в деревне не подготовлены к социализму!

Желябов. Что до меня, Георгий, не кресло диктатора, вернее всего, эшафот – мое будущее!

Плеханов (с горечью). Значит, вы больше не верите в народ! Вы предлагаете террор, убийства. Опомнитесь… Это отвлечет вас целиком, на это уйдут все ваши силы. Это иссушит ваши души… и социализм отодвинется далеко-далеко! Слушайте: если террор – последнее ваше слово, мне здесь делать больше нечего!

Желябов. Борьба – последнее наше слово.

Плеханов. Тогда я ухожу.

Общее молчание. Плеханов медленно уходит.

Фигнер. Вернуть его, надо же вернуть его!

Желябов. Оставь, Вера, пусть уходит!

Михайлов. Лучше разрыв, чем этот непрерывный ад разногласий.

Первый народоволец. Считать ли уход Плеханова за выход его из общества?

Желябов. Да.

Молчание становится тягостным. Тогда Александр Михайлов выходит вперед.

Михайлов. Дорогие братья и сестры, я хочу представить на суд ваш жизнь того, кто является главной причиной и символом той бесчеловечной силы, что душит на милой родине нашей всякое естественное проявление свободы, а народ наш держит в рабстве физическом и духовном. Дорогие братья и сестры, я хочу представить на ваш суд жизнь императора и самодержца всея Руси Александра Второго. Я признаю, как и вы все, что вначале своей деятельности он совершил два хороших поступка. Через тридцать с лишним лет он вернул из ссылки оставшихся в живых декабристов. Это первый его хороший поступок. Он сочувственно отнесся к прекращению в России крепостного права и утвердил его отмену своим именем. Это второй его хороший поступок. Но к чему все это, когда во второй половине своего царствования император Александр Второй уничтожил все то добро, которое позволил сделать передовым деятелям шестидесятых годов. Я обвиняю его в том, что он окружил себя бездарными и жестокими министрами и парализовал действие новых судебных учреждений административными гонениями, жандармским произволом и насилием. Я обвиняю его в том, что в стране нет ни свободы печати, ни свободы слова, ни свободы научного исследования. Я обвиняю его в том, что лучшие представители русского народа – Чернышевский, Михайлов, Герцен, Шелгунов, Писарев, Лавров, Достоевский и многие и многие другие – находились или находятся в ссылке, побывали и пребывают в крепостях или в лучшем случае под постоянным полицейским надзором. Я обвиняю его в том, что молодая часть общества находится под вечным стеснением. Я обвиняю его в том, что за последний только год Россия увидела восемнадцать смертных казней, а сколько замученных, умерших на этапах, от болезней в ссылке и в каторге нельзя и перечислить. Дорогие братья и сестры, должно ли простить императору Александру Второму за два хороших дела, которые он сделал в начале своей жизни, все то зло, которое он сделал потом и еще сделает в будущем?

Все. Не должно! Смерть тирану!

Желябов (сильным голосом запевает песню, которая стала гимном «Народной воли»).

Смело, друзья! Не теряйте

Бодрость в неравном бою,

Родину-мать защищайте,

Честь и свободу свою!..

Пусть нас по тюрьмам сажают,

Пусть нас пытают огнем,

Пусть в рудники посылают,

Пусть мы все казни пройдем!

Если ж погибнуть придется

В тюрьмах и шахтах сырых,

Дело, друзья, отзовется

На поколеньях живых!..

Колокольный звон. Церковное пение. На авансцене – судебный пристав с большой кожаной папкой в руке.