Народы моря (СИ)

Я заметил, что мне надо года два, чтобы привыкнуть к новому жилью, признать его своим. До истечения этого срока мне кажется, что жилье временное, скоро переезжать. Впрочем, живу я пока в захваченном доме, жду, когда достроят дворец. Работы на объекте кипят. Зимой на нем трудилось всего два десятка человек, а весной подвезли рабочих строительных специальностей, собранных со всего побережья Эгейского моря и немного с побережья Средиземноморского. Весть о том, что я плачу щедро, даю возможность поселиться на новом месте любому работяге, кто пожелает, и даже обещаю первые три года не взимать налоги, разлетелась по всей ойкумене — и народ потянулся. Кого-то привезли мои суда, кто-то добирался на купеческих, которые возили нам продукты питания, тягловый скот и все, что заказывали, обменивая на железо и изделия из него.

Оказалось, что жители Пуплуны перебрались на остров Эльба. Были уверены, что мы — народ сухопутный, там их не достанем. Еще и как достали. Когда к Пуплуне приплыли мои суда, первым делом после их разгрузки мы смотались на остров и навели там, так сказать, конституционный порядок. Аборигены сперва удрали от нас в горы, а после переговоров вернулись в свои поселения, согласившись жить под нашей защитой. С тех пор всё железо, добываемое на Эльбе, шло в Пуплуну, где обменивалось по твердой ставке, не настолько выгодной для лигуров, как при прямой продаже иноземным купцам, но и не за бесценок отдавали. Взамен получали зерно, вино, ткани и другие предметы роскоши, привозимые из Милаванды и Апаши. Торговля с приезжими купцами готовыми изделиями из железа шла только через пуплунских, чему научил меня опыт Нарвы. Несколько семей лигуров переселились на материк. Правда, им пришлось строить себе новые дома, потому что старые были заняты мигрантами.

Пуплуна, как и остальные одиннадцать новых городов, строится по моему плану. Улицы идут строго с севера на юг и запада на восток, деля город на кварталы. Дома разные, как по площади, так и по этажности. Вокруг центральной площади, которая перед моим дворцом и храмом богу грозы Тешибу, двухэтажные и с большими дворами, а на окраинах одноэтажные и маленькие. Кузницы тоже на окраинах. Хетты оказались более искусными кузнецами, чем аборигены. Несколько лигуров даже устроились к ним подмастерьями, чтобы перенять опыт. На всякий случай я приказал присматривать за ними. Мало ли, вдруг это шпионы?

Пока еще горожане делятся на хеттов (несилли), ахейцев, дорийцев, лигуров, но я настойчиво вбиваю им в головы, что отныне мы все — другой народ, имя которому россияне, русские. Созвучие названия этрусков с русскими всегда казалось мне не случайным. Теперь можно с полной уверенностью говорить, что русские, как минимум один, внесли вклад в образование этого этноса. Правда, мои подданные перековеркали слово «россияне» и называют себя расенами.

До середины лета, пока в этих краях не закончился сбор зерновых, нам никто не мешал. Я постоянно высылал патрули на север, ожидая оттуда нападение лигуров, но беда пришла с востока, от сабинов, которые осадили город, получивший название Клевсин. К счастью, конный гонец сумел добраться до Пуплуны, известить о беде. По неточным данным сабинов было около тысячи человек, что для данной местности очень большой отряд. В Клевсине всего жителей человек шестьсот. Из них способных сражаться не больше двух сотен. Надежда была только на то, что город защищен стенами и у хеттов хорошие лучники с составными луками, а аборигены, по крайней мере, все те, кого мне доводилось встречать, имели простые луки.

На следующее утро я с отрядом из трехсот пятидесяти пехотинцев и сорока двух колесниц отправился на помощь Клевсину. Шли ускоренным маршем, весь световой день. Никто не роптал. Понимали, что задержка на день или даже на несколько часов может решить судьбу города. По закону подлости стояла жара. Помогало то, что дорога по большей части проходила по лесам. Будущим итальянцам придется сильно постараться, чтобы извести такое количество лесов.

На третий день после полудня передовой дозор сообщил, что заметил отряд сабинов, грабивших деревню. Их было человек сто. Одеты в шапки из овчины руном наружу и шерстяные рубахи, которые представляют собой два прямоугольных куска ткани, сшитых сверху и по бокам так, чтобы были отверстия для головы и рук, а на поясе перехваченных кожаным ремнем. Щиты небольшие прямоугольные из досок, оббитых кожей. Вооружены воины двумя копьями длиной метра два и длинным кинжалом. Одно копье в начале боя мечут, как дротик, а вторым сражаются. Наконечники копий почти у всех костяные или из рога. Кинжалы из железа и с деревянными или костяными рукоятками. Носят их в ременной петле без ножен. Обилие железных изделий у аборигенов поражает даже в сравнение с хеттами. В отличие от египтян и финикийцев, апеннинские бедняки имеют железное оружие, а состоятельные воины — бронзовое. Железо здесь добывают во многих местах, но обрабатывают плохо. Оно «мягкое», легко гнется, поэтому клинок приходится делать толстым и тяжелым, хуже бронзового.