Народы моря

Я наклоняюсь к посапывающему воину, который лежит на правом боку на темном шерстяном плаще, постеленном на земле, покрытой сухой травой. Правая его рука заведена под кожаную торбу, которая служит подушкой, а левая лежит на плаще полусогнутой ладонью кверху. Я легонько бью носаком сапога по ладони. Рука медленно и плавно, как при замедленной съемке, смещается ближе к груди. Бью вторично и сильнее. Сопение сменяется урывистым дыханием, будто в горле застрял кусок, то давая вдохнуть, то нет. Проснулся страдалец. Закрыв его рот левой рукой в кожаной перчатке, кинжалом в правой ловким движением, наработанным веками, распанахиваю горло. В нем сразу начинает булькать кровь, а через разрез с тихим свистом вырывается воздух. Левая рука жертвы хватается за запястье моей левой и сразу ослабевает и опадает на плащ опять полусогнутой ладонью кверху. Я жду еще несколько секунд, пока тело не перестанет колотиться, расставаясь с жизнью, и не расслабится, после чего перехожу к соседу, более крупному, спящему на спине, раскинув руки и открыв рот, который закрытым не сразу нашел бы в темноте среди густой черной бороды и усов. Этот умирает как-то вяло и быстро. Такое впечатление, что душе надоела эта оболочка, даже рада, что есть уважительный повод избавиться от нее. Третий арцавец успеет тихо взвизгнуть, но не разбудит никого из сослуживцев. Он молод, не успел обзавестись бородой, только усики жидкие отрасли.

Слева и справа от меня движутся ахейцы из экипажей парусников. Я отобрал самых спокойных, хладнокровных, которые пока что попадаются среди греков, и обучил кровавому ремеслу. Сейчас сдают экзамен. Вроде бы успешно.

Здесь, возле города, расположилась всякая шваль, присоединившаяся к походу. Элитные части дальше, в более спокойных местах. По имеющимся у меня сведениям, город осаждают три тысячи профессиональных военных из Арцава и тысяча хеттов, а также пара тысяч любителей наживы, среди которых много ахейцев и дорийцев. Пока что понятие «свои» не распространяется за пределы рода, поселения и — максимум — города-государства. Все остальные — «чужие», даже если говорят на одном с тобой языке и имеют таких же богов и менталитет.

Присутствие отряда хеттов наводило на мысль, что Уххацити стал клятвопреступником не по своей воле, что ни в коем случае не снимало с него вину. Оставалось выяснить, чем это я так не угодил хеттам? Да, отнял у них город, но почему раньше не отомстили, когда дела у них были немного лучше. Ведь сейчас ситуация в стране хеттов прескверная. Пятый засушливый год и землетрясения основательно подорвали их могущество и привели к череде голодных бунтов и погромов, а также восстаний вассальных государств, которые одно за другим становятся независимыми. Что подтолкнуло хеттов в такой сложной ситуации бросить немалый по нынешним меркам отряд на захват далекого и, в общем-то, ненужного им города? Если не выясню и не устраню причину, нынешнее нападение будет не последним. Тогда мне придется постоянно сидеть в Милаванде и отбиваться от непрошеных гостей.

Не знаю, какого по счету врага убивал я в тот момент, потому что к тому времени действовал на автомате, больше думая о том, чтобы не сильно запачкаться кровью, когда послушались громкие крики:

— Враги! Тревога!

Кричали на древнегреческом, судя по акценту, дориец. Его сразу убили, но операцию он нам сорвал. По всему лагерю осаждавших послышались голоса, звон оружия. Зажгли несколько факелов и пошли в нашу сторону. Как я научил, мои воины стали орать то же самое и отступать к берегу моря, а потом вдоль него молча и тихо к лодкам, на которых мы приплыли. Тут днем не отличишь врага от своего, а уж ночью и подавно, так что наше отступление прошло без потерь. Погрузившись в лодки, мы поплыли к нашим парусникам, стоявшим на якорях за островом Ладе. Арцавцы, видимо, были уверены, что мы надолго застряли в Финикии, не успеем помочь осаждавшим, поэтому не высылали дозорные суда, не отслеживали дальние подходы к Милаванде, только у самого полуострова в дневное время патрулировали две галеры. Наш приход они проворонили. Поняв это, я и не стал вечером объявляться у города, предпочел начать с ночной наземной операции. Не знаю точную цифру, потому что, кроме меня, никто из участвовавших в операции считать не умел, но на несколько сотен мы сократили вражескую армию. Плюс моральный ущерб. Большие, особенно небоевые, потери подрывают дух, считаются знаком богов, с которыми лучше не спорить.

Глава 62