Народы моря

Правее меня вдоль стены каменная лестница, ведущая вниз. По ней поднимается отряд человек из десяти, к которому спешат на помощь, выбегая из близлежащих домов, другие защитники города. Все с копьями, которыми удобно колоть между зубцами, но не на лестнице, когда поднимаешься. Два моих воина, стоя на верхней площадке, не дают им выйти на сторожевой ход. Я подхожу к лестнице, оказавшись выше и сзади трех сахаппцев. Тремя ударами сабли по незащищенным шеям, начав с задней, отсекаю им головы. В это время кто-то часто и сильно бьет несколько раз копьем по щиту, а другой — по левой поноже. Один из моих воинов спускается по лестнице и отвлекает внимание врагов от меня. Я смещаюсь по сторожевому ходу влево и, сильно наклонившись и прикрыв голову щитом, достаю кончиком сабли еще одного сахаппца, может быть, того, кто пытался проколоть мне ногу. Он падает назад, на своих, мешая им. Его скидывают с лестницы. Будто в наказание за такое обращение с сослуживцем, скинувшего убивает мой воин, разрубив мечом правую ключицу и часть грудной клетки, защищенной всего лишь кожаным доспехом. Скорее всего, против нас сражается городское ополчение, назначенное сюда ввиду, как думали сахаппцы, малой вероятности нападения с этой стороны. Лучшие хеттские воины сейчас отбивают ложную атаку Эйраса.

Я сбегаю по лестнице почти до середины ее и спрыгиваю с высоты метра полтора на вражеский труп, который смягчает мое приземление. Пространство между стеной и ближними домами не мощеное. Впрочем, грунт каменистый, плотный, не должен раскисать во время дождя. В нижней части лестницы и возле нее собралось десятка два человек. Часть тех, кто возле лестницы, бросается на меня. Действуют не организованно, каждый сам по себе. Я отступаю к лестнице, сложенной из плохо обтесанных камней, которые выпирают, не давая прижаться плотно, отбиваюсь сразу от троих. Двое пытаются кольнуть меня копьями с дистанции, а третий мешает им, выскочив вперед и размахивая топором с узким тонким железным лезвием. Первым же ударом он вгоняет топор в мой щит с такой силой, что у меня немеет левая рука ниже локтя. Топор застревает в щите, сахаппец пытается выдернуть его, позабыв о защите. Я разрубаю этому придурку войлочный шлем вместе с головой и, пока он не упал, делаю шаг вперед и отсекаю правую руку другому, который справа, а потом колю острием сабли в район уха, чуть ниже железного ободка шлема, и сразу отшагиваю, прижимаясь спиной к неровной поверхности лестницы. Рядом со мной приземляется один воин из моей армии, а за ним еще два.

— Построились! — выставив вправо руку, кричу я им.

Вчетвером мы образуем шеренгу и движемся на врага, который пятится от тех, кто спускается по лестнице. Нападение с фланга вносит сумятицу в их толпу, но, надо отдать должное, не обращает в бегство. Дерутся сахаппцы отчаянно. Знают, что пощады им не будет. Как мне рассказали ахейцы, много-много лет назад, может быть, больше века, хетты остановили их расселение на территории будущей Турции, действуя беспощадно. Обычно убивают мужчин, оказывающих вооруженное сопротивление, а остальных делают рабами. Хетты уничтожали всех подряд и сжигали поселения. Наверное, понимая, что долго отбиваться сил не хватит, решили отпугнуть чрезмерной жестокостью. Информации сейчас у людей мало, поэтому помнят всё и, несмотря на неумение писать и читать, передают из поколения в поколение, кому надо отомстить при первой же возможности. Срока давности по таким делам пока что не существует, потомки в десятом колене могут заплатить за своих предков.

Расправившись с отрядом у лестницы, я жду, когда наберется с полсотни человек, выстраиваю их привычным клином и веду через город к единственным воротам. Там должны быть лучшие воины, только уничтожив которых можно будет считать город нашим. Правее и левее меня другие командиры формируют такие же отряды, чтобы идти по параллельным улицам. Не первый штурм, все знают, что надо делать.