Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

«Одна из причин, по которой человечество не может реализовать свой потенциал и использовать все имеющиеся возможности, одна из причин, почему мы повсюду видим людей, обладающих выдающимися талантами, но выполняющих работу, подходящую лишь для посредственностей, заключается в том, что люди недостаточно высокого мнения о себе. Мы не осознаем свою божественную природу, не осознаем, что являемся частью великого принципа причинной обусловленности Вселенной. Мы не осознаем, какой силой обладаем, и, не осознавая ее, не можем ею воспользоваться. Сандов не смог бы подняться со стула, если бы гипнотизер убедил его в том, что он не может этого сделать. Прежде чем он встанет, он должен поверить в то, что он может встать, ибо утверждение “тот не может, кто думает, что не может” так же верно, как и “тот может, кто думает, что может” (Евгений Сандов, 1867–1925, был атлетом-бодибилдером, его способности поражали и восхищали зрителей)» (7).

Движение сторонников концепции самовнушения начало затухать после 1924 года, однако оно, оказывается, имело побочные эффекты. В частности, при создании весьма успешного пронацистского фильма 1935 года «Триумф воли» Лени Рифеншталь, судя по всему, частично заимствовала идеи концепции самовнушения. В основе призывов Гитлера лежало, помимо прочего, стремление вдохновить немецкую нацию на выход из депрессии, в которую она погрузилась после окончания Первой мировой войны, отчаявшись и утратив веру в достойное будущее. В то время многие полагали, что депрессия была вызвана потерей уверенности людей в себе и своем будущем и что Германии необходим был лидер, способный вернуть доверие нации. В фильме Рифеншталь Гитлер изображен произносящим речь перед восхищенной толпой. Он говорит: «Мы хотим, чтобы это государство просуществовало тысячу лет. Мы счастливы знать, что будущее зависит только от нас!» Гитлер говорит слова «мы хотим» так, словно после этого Германия чудесным образом вновь станет ведущей мировой державой.

За всем этим интересом к незримой силе доверия в сфере человеческих отношений стояла аналогия с незримой силой влияния атмосферного давления на погодные изменения и стремление прогнозировать и то и другое.

Прогнозирование погоды и прогнозирование уровня доверия в экономике

Научные прогнозы погоды стали выдающимся открытием середины XIX века. Научная мысль сделала большой шаг вперед вскоре после появления двух важных изобретений 1840-х годов: телеграфа, благодаря которому стала возможна передача данных о погодных условиях в отдаленных населенных пунктах, и практичного барографа, который представлял в виде графика данные об изменении атмосферного давления. Новые прогнозы погоды, которые вызвали тогда (и вызывают по сей день) большой интерес в научной среде, произвели на людей сильное впечатление. Была, например, одна популярная история о Крымской войне, согласно которой в ноябре 1854 года ученые обнаружили, что два атмосферных вихря на самом деле являются одним вихрем. Им удалось определить траекторию его движения и подготовить соответствующий прогноз, что спасло от гибели британские и французские корабли (8).

Возможность прогнозировать погодные изменения подпитывала воображение людей, и они размышляли о том, чего еще сможет достичь современная наука. К 1890-м годам газеты регулярно публиковали прогнозы погоды на каждый день.

Регулярность повторения обеспечивает нарративам из области метеорологии высокий эпидемический потенциал. Эти нарративы также наталкивают на мысль о наличии некоего сходства между прогнозированием погоды и прогнозированием экономических событий: меняющееся общественное доверие подобно ветру или атмосферному давлению – оно также весьма нестабильно. И действительно, люди ведь так и говорят: оживление, пессимизм или иные перемены «витают в воздухе».

Идея о том, что если метеорологи могут прогнозировать изменения направления ветров, то и экономисты должны уметь прогнозировать экономические спады, выглядит в глазах людей вполне обоснованной.