«В этом отношении нарративная терапия может рассматриваться как “постпсихологическая” форма работы (McLeod
, 2004) или как разновидность “культурной работы” (McLeod, 2005), а не как прикладной раздел психологической или медицинской науки. Хотя нарративная терапия сохраняет некоторые элементы базовой практики “психотерапий”, например, разговор о проблемах, консультация с терапевтом и т. д., она во многом обходится без психологических объяснений и интервенций. Вместо этого в фокусе внимания оказывается то, как люди рассказывают о проблемах и то, как они участвуют в социальной жизни» (McLeod, 2006. С. 207; также McLeod, 2004, 2005).Вопросы перевода и литературного жанра
Майкл, меня сейчас снова понесет в сторону, но я давно собирался тебе кое-что рассказать. Уже довольно долго я интересуюсь билингвальностью (Sommer
, 2003, 2004) и политикой перевода (см. Epston, 2010, Polanco & Epston, 2009). Когда мы с тобой говорили о том, что наши книги переводят на другие языки, то всякий раз радостно изумлялись, как же это замечательно, а потом уже приходили отрезвляющие мысли о том, что нас в этом беспокоит – в плане экспортирования знания. Не окажется ли нарративная терапия похожей на любой другой глобальный бренд? Можно ли адаптировать практику нарративной терапии к людям, принадлежащим другой культуре, другой политической системе, другим материальным условиям жизни? Если да, то не приведет ли это к мутациям или даже к трансфигурации нарративной терапии? Кстати говоря, трансфигурация – это «изменение волшебным и удивительным образом». Возможно, это будет одним из способов, за счет которых нарративная терапия постоянно обновляет себя?Эти вопросы привели меня к сотрудничеству с Марселой Поланко, как раз когда она начинала переводить «Карты нарративной практики» на колумбийский испанский. Она была полна решимости не упрощать текст, адаптируя его под реалии своей культуры, а максимально точно воспроизводить особенности оригинала. Переводя твою книгу, она параллельно размышляла, каким образом язык, которым ты пользуешься, перекликается с колумбийской литературной традицией, в частности, с магическим реализмом.
Вот смотри, что Марсела писала о переводах наших с тобой текстов:
«Я нашла поэтический резонанс. Это не тот язык, который описывает нам пережитый опыт. Скорее, это язык, который оживляет пережитый опыт. Это как живой словарь. Жизнь происходит в словарях, а не вне их. Когда я переводила историю, я проживала ее. Сама идея размещения во времени, которая подчеркивает, что история произошла когда-то раньше, а рассказывается сейчас, была неуместна» (Марсела Поланко
, в личном общении 15 мая 2010 года).А теперь сравни это с нашей самой первой публикацией в 1985 г.: «Эти вопросы характеризуются… живописной лексикой, заимствованной из повседневности, но расходящейся с привычным ее использованием, это переосмысление времени за пределами ограничений линейного хронологического времени, что часто подразумевает изменение времени глагола» (Epston
& White, 1985. С. 5).Может быть, стоит приглядеться к этой связи между твоим нарративным стилем, с одной стороны, и магическим реализмом, с другой? Между тем, что ты писал о народной психологии (folk psychology, White
, 2001) и тем, что Марсела говорит о sabiduria?[19] Было бы тебе интересно прочитать вместе со мной книгу, которая называется «Повседневные чары: магический реализм и ремистификация нарратива» (Faris, 2004)? Если мы будем называть опыт, который люди получают на консультациях, «повседневными чарами», будет ли тебе комфортен этот термин? Заинтересовавшись магическим реализмом, я начал читать южноамериканских писателей, в том числе потрясающего уругвайского автора Эдуардо Галеано (Galeano, 1992). Он очень напоминает мне тебя. Когда нам не хватает тебя, мы можем читать истории Галеано. Мне кажется, он решил одну из наших с тобой серьезных проблем. Как именно? А ты читай дальше.Помнишь, как ты буквально столбенел, когда слушатели твоих семинаров обвиняли тебя в том, что ты ничего не чувствуешь, хотя иногда было совершенно очевидно, что во время беседы с человеком у тебя возникают сильные переживания, сильный дистресс? Помнишь, как ты старался не использовать глагол «чувствовать», потому что он очень тесно связан с экспрессивным индивидуализмом (см. Taylor
, 2007. С. 473–504), вместо этого ты заменял его такими существительными, как «переживание», «выражение» и глаголами «испытывать» и «проживать»? Ну вот, а Галеано предлагает нам решение этой проблемы как «празднование бракосочетания сердца и ума»: