Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти

Предыдущие статьи о политических нарциссах показали гораздо большую, чем принято думать, распространенность данного явления, плотность и глубину его влияния на политику. Если же наряду с деструктивными и злокачественными учитывать также «нормальные» формы нарциссизма, то он и вовсе начинает казаться вездесущим. Отсюда соблазн объяснять эффектом нарцисса все подряд, включая явления, для понимания которых достаточно обычной целесообразности и технологии. Чтобы не превращать нарциссизм в универсальный, всеобъясняющий принцип, важно отграничивать такого рода диагностику от обычного эгоизма, саморекламы и культа, от идейного фанатизма и одержимости властью, от рядовой непереносимости критики и конкуренции. Для понимания таких различий важно даже не то, что есть в нарциссизме особенного, а то, чего в нем нет, но отсутствие чего как раз и делает нарцисса явлением отдельным и неповторимым. Отсюда тема пустоты «триумфа» в отклоняющейся политической (и не только) самовлюбленности, в этой мелочной грандиозности и бессильном всемогуществе болезненно гипертрофированного Я. «Фальшивка, потрясающая своим великолепием».

Но сначала подробнее о смысле разграничения.

Ботаник с гитарой (дифференциальная диагностика)

Психология – вообще та отрасль знания, которая с редкой силой влечет к себе народ из других, часто даже не смежных профессий. Особенно этим грешат дрейфующие в гуманитаристику натуралисты и технари, видящие в психологии удобную пересадку на пути из физиков в лирики: эта наука поначалу и издалека кажется им тоже совсем «точной» и «естественной». Но даже когда психологическими концептами увлекаются люди из родственных дисциплин, включая социально-политическую философию, часто слишком виден пафос мечтательных неофитов: копаться без спроса в потемках чужой души, извлекая на свет тайные комплексы и мотивы, всегда более романтично и менее уязвимо, чем возиться с рационализацией бессубъектных машин, где все сухо и строго. Да и вообще «психологизация», «психологизм» – явления в истории наук о человеке и обществе совсем не новые, регулярно возникающие и критикуемые, заново преодолеваемые. Энтузиазм понятен, но требует, чтобы его осаживали.

В отличие от советского периода, смысл нынешней борьбы за «российское влияние» сводится к уровню и тону переговоров: как мы с ними разговариваем – и как они позволяют себе разговаривать с нами

Рефлексия и самокритика здесь тем более уместны, что философия нарциссизма часто сама нарциссична и легко генерирует сверхмощные обобщения, приписывая свойства нарцисса эпохе, цивилизации и культуре, модерну и постсовременности. О «веке нарциссизма» пишет Джерольд М. Пост в книге «Narcissism and Politics. Dreams of Glory»: если убрать из политики деятелей с выраженной симптоматикой, их ряды «угрожающе поредеют». Сама идея изъять категорию нарциссических расстройств личности (NPD) из реестра DSM-V (Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders) была мотивирована большой распространенностью «умеренных нарциссов» (в США их доля, по ориентировочным оценкам, превышает 10 % от всего населения). По данным того же автора, число студентов с признаками нарциссической личности выросло в два раза быстрее за пять лет от 2002 по 2007 год в сравнении с периодом с 1982 по 2006 год. Говорят о восходе «Generation Me» (Jean M. Twenge), связывая его в том числе с формированием «поколения Facebook» и других социальных медиа, но даже эта тема не слишком далеко увела бы нас от политики и социальности. Нарциссизм в широком смысле утверждается как «новое нормальное».