Хань уставился на Чонина в ожидании пояснений, но так их и не дождался. Чонин потянулся за чем-то, позволив полюбоваться на его грудь с максимально близкого расстояния. Не удержавшись, Хань кончиком пальца обвёл аккуратный тёмный кружок соска. Чонин немедленно отпрянул и зашуршал салфетками, потом прижал чуть влажный хлопок к животу Ханя. Медленный ленивый поцелуй превратил процесс приведения Ханя в порядок в нечто волшебное. Они повторили это, только Хань отобрал салфетку у Чонина, чтобы стереть со смуглой кожи следы недавнего неподобающего поступка собственноручно.
— Почему нет?
Чонин отодвинулся, застегнул брюки и провёл пальцами по спутанным волосам, искоса взглянул на Ханя.
— А ты не понимаешь?
— Ни единой догадки.
— Правда? — Чонин закусил губу и нахмурился, мотнул головой. — Наверное, мы просто слишком рано встретились.
— Почему рано?
— Ты, правда, не понимаешь?
Хань даже растерялся под испытывающим взглядом Чонина.
— Нет, не понимаю.
— Ясно. Какой у меня глупый учитель, однако.
— Скорее, не слишком сообразительный тогда уж, — хмуро протянул Хань. — То есть, ты не собираешься ничего объяснять?
— Нет. Не хочу усложнять то… то, что пока само по себе простым не назвать.
Чонин прикоснулся пальцами к лодыжке Ханя, погладил, провёл по голени, выше и приласкал колено. Неожиданно наклонился и коснулся колена губами. Горячий взгляд сквозь завесу густой чёлки хлестнул Ханя по лицу, как плетью. До болезненного ожога. Этот «ожог» исцелить — унять фантомное жжение — могли лишь губы Чонина.
— Я хочу, чтобы сегодня ты остался у меня, — выдохнул Хань. Голос сел из-за чёртовых проделок Чонина.
— Если хочешь… — Теперь горячие губы обожгли касанием кожу над коленом. — Если хочешь, то я останусь.
— Тогда верни мне мою ногу, пожалуйста, а то мы до моего дома никогда не доберёмся. Когда доберёмся, эта нога снова будет в твоём полном распоряжении… Что? Что такого я сказал?
Тихий смех сменился громким. Чонин свалился на ковёр рядом, продолжив смеяться с голос.
— Эй!
— Ничего… Мне просто понравилось, как это прозвучало. Надеюсь, я могу покуситься не только на твою ногу?
— Очень своевременный вопрос, если учесть, что ты недавно покусился вообще на всё.
— Ты мог меня остановить, — внезапно стал серьёзным Чонин. — Почему не остановил? Почему…
Он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Ханя.
— Почему ты вообще… Почему ты… — Он умолк. Видимо, никак не мог подобрать нужные слова для всего того, что между ними произошло. — Я думал, что ты…
Хань прикоснулся ладонью к его губам.
— Я говорил, что должен рассказать тебе кое-что, но пока не хочу это делать. Не сейчас. Потерпи.
Чонин улыбнулся, отпечатав эту улыбку на внутренней стороне ладони Ханя, а потом поцеловал, оставив чуть влажный след в самом центре. Хань не представлял прежде, что настолько простое действие может так сильно возбуждать. Невинное касание губ к коже на ладони всего лишь, смешинки в тёмных глазах — сквозь завесу из спутанных волос…
— Чонин, — прошептал он, отняв ладонь и тронув кончиками пальцев полные губы, едва заметно изогнутые в намёке на улыбку.
— Что? — Намёк стал полноценной улыбкой, открытой и яркой.
— Нет, ничего.
Хань постарался поскорее выпутаться из сетей, в которые угодил. Нашарил очки, нацепил на нос и принялся торопливо одеваться, как будто одежда могла сыграть роль рыцарских доспехов и защитить от чувств. Но даже одежда не могла заставить его забыть о том, как именно к нему прикасался Чонин. Воспоминания о прикосновениях и поцелуях, о жаре смуглого тела жили на его коже по-прежнему. И жили мелодией в его голове. Он до сих пор помнил каждую ноту.
Чонин пытался сказать что-то о бочке с водой, но Хань поторопил его с одеванием и потащил прочь из гаража. Хотелось поскорее оказаться дома и… И он не знал, чего он хотел.
Когда же они добрались до домика на сваях, Хань занялся кофе, предварительно отбуксировав Чонина на «морскую» веранду. Веранда, по сути, представляла собой что-то вроде балкона над морской гладью под лёгким навесом. Там стояли два плетёных стула и небольшой столик. Сидеть там днём было решительно невозможно, потому что солнце светило прямо в лицо, а солнечный свет отражался от воды и не только слепил глаза, но и обжигал кожу, зато по утрам и вечерам это место превращалось в кусочек рая.
Хань поставил чашки с кофе на столик и опустился на свободный стул. Чонин сидел по другую сторону столика, вытянув длинные ноги и прикрыв глаза. Хань покосился на него, но он не сменил позу и продолжал молчать.
Солнце тяжёлым диском нависло над горизонтом и в скором времени грозило окунуться в море полностью. Волны раскрасило алыми закатными оттенками, а ветер с моря посвежел. Сидеть на веранде и впрямь было хорошо в такую погоду. И на разговоры не тянуло. Пока что.
Хань взял свою чашку и сделал глоток кофе. Ему следовало бы выставить Чонина за дверь и забыть обо всём. Хотя, на самом деле, он уже сжёг мосты, отправившись на улицу Гогена. Чертовски сложно выставить Чонина за дверь после того, что было в гараже.