Нарушая правила (СИ)

— Представь себе. Мне нравится кое-кто конкретный. Кое-кто, кто об этом знает.

— Правда?

— Помнится, я как-то прямо тебе сказал, что ты мне нравишься. И минуту назад я прямо сказал, что…

— Помолчи, — быстро выпалил Хань, чтобы не дать Чонину возможность вновь сказать то, что он недавно сказал. — Я знаю. Мне просто надо подумать.

— О чём? Или ты считаешь, что в силах это изменить? Будь это так легко, я бы и сам справился. Но это… — Чонин отвернулся, чуть ссутулился и сунул руки в карманы. — Это невозможно. Забудь.

Чонин выпрямился, расправил плечи и зашагал по тротуару вперёд. Хань шёл за ним и не собирался ничего забывать. Наверное, это была ирония судьбы. И в том, что они встретились, и в том, что встретились именно так — тоже. Только вот вряд ли Чонин подозревал, какова истина на самом деле. Хань предпочёл бы, чтобы истина так никогда и не всплыла. Наверное, каждый человек мечтает переписать свою жизнь «набело», исключив из неё всё, что вызывает неприятные или болезненные воспоминания, всё, что считает неправильным и ошибочным. Хань не являл собой исключение — он тоже хотел переписать свою жизнь «набело», но жизнь каждый человек может прожить лишь раз, без всяких черновиков и чистовиков. И если хоть раз человек оступился, изменить это он уже не сможет.

Чонин жил на улице Гогена в старом гараже. И Хань вообще не представлял, как можно жить в таком месте. На первом этаже ярко горели лампы, заливая светом чистый пол и голые обшарпанные стены. Справа убегала вверх узкая лесенка. Второго этажа, собственно, не существовало, и жилая часть располагалась на чердаке, под крышей. Если внизу было просторно и пусто, то вверху — тесно и захламлено вещами. Уют создавали толстый ковёр на полу и широкая массивная кровать на толстых резных столбиках. Кровать выглядела так, словно ей лет двести, не меньше. Как будто Чонин стащил её из какого-нибудь замка или из аббатства Сен-Виктор. Болтали, что в тамошнем монастыре вся мебель вот такая — массивная и старая.

В углу в каморке под крышей стояла деревянная стойка с перекладинами, и на этих перекладинах висела одежда. На тумбочке у изголовья кровати сиротливо притулились будильник и плеер. Где Чонин держал посуду, Хань не представлял.

— На первом этаже ты танцуешь?

— Иногда. Там паршивая акустика, особо не позанимаешься — соседи возникают из-за музыки. Ну и пол не слишком приспособлен. Трудно выполнять быстрые вращения.

— Угу… А ванная тут вообще есть?

— Колонка на улице. Можно набрать воду в бочку, оставить на полдня, чтобы немного нагрелась, ну и потом просто повернуть вентиль.

— Жуть, — подытожил Хань. — Как ты тут вообще живёшь?

— Нормально, — буркнул Чонин, открыл тумбочку и продемонстрировал Ханю пару чашек, миску, упаковку одноразовых ложек и вилок и пачку салфеток.

Хань поджал губы и порадовался, что купил готовую еду в пластиковых контейнерах, а то хороши бы они были, если б пришлось есть из одной миски.

— Ты поэтому иногда занимаешься по ночам в колледже? — Хань ловко избегал взгляда Чонина, пока разбирал контейнеры. Он тихо добавил: — Я видел как-то.

— Знаю.

Хань повернул голову и удивлённо посмотрел на Чонина, тот пожал плечами.

— Ты оговорился накануне. Когда рассуждал о кубинских танцах и сравнивал с классическими. Значит, классические в моём исполнении ты видел. Скорее всего, в колледже. Стало быть, видел в позднее время на крыше или в спортзале.

— На крыше?

— Ясно, значит, ты видел меня в баскетбольном зале, — тут же сложил два и два Чонин. — Да, иногда я танцую на крыше. Когда идёт дождь.

— Почему дождь?

Чонин опять пожал плечами и слабо улыбнулся.

— Не знаю. Мне просто нравится танцевать под дождём.

Хань попытался себе это представить и понял, что хочет это увидеть. Прямо умирает от желания увидеть это собственными глазами. Потому что смотреться это будет потрясающе. Наверняка.

Перекусывали они на полу, расставив контейнеры на развёрнутых журналах. В молчании. Хань лениво ковырял вилкой еду и наблюдал за Чонином. Наверное, Чонину казалось, что с ним всё просто и ясно, а вот с Ханем — всё сложно, но он ошибался. С ними обоими всё было слишком сложно.

Хань отставил контейнер в сторону, отложил вилку, подтянул ноги и обхватил колени руками. Смотрел на длинную чёлку, завесившую глаза Чонина, и колебался. Но всё же спросил:

— Как это получилось?

— Что именно? — Чонин тоже отставил контейнер, чуть нахмурился и провёл по губам тыльной стороной ладони. Смотрелось это красиво, поэтому Хань не стал озвучивать замечание, что салфетки лучше подходят для таких целей.

— Всё это. То, что с тобой творится сейчас.

— Со мной ничего не творится.

— Я… Я про… нас. — Последнее слово Хань выдохнул едва слышно.

— Хм… — Чонин лукаво прищурился и вдруг сверкнул улыбкой. — Ты не знаешь, как обычно влюбляются люди?

— Меня интересует конкретный человек. И нет, не знаю.