Хань открыл рот и закрыл, потому что дар речи куда-то подевался с концами. В голове вообще не укладывалось, что эти люди — родня Чонина. И дело не в том, что именно они говорили о Чонине, а в том, как они это говорили. И Ханя душила бессильная ярость.
— Эк его прихватило… Стакан воды принеси, что ли.
Дамочка метнулась за водой, вручила стакан Ханю и подождала, пока он выпьет половину.
— Это не первый раз уже. В Мексике его обвиняли в изнасиловании преподавателя. Ему было пятнадцать. К счастью, преподаватель не стал поднимать шум, и всё замяли. На Кубе история повторилась с учителем танцев из Флориды. Хотя там обошлось без насилия, кажется. Дело опять же замяли. И тут вы теперь…
— Погодите, я вовсе не… — попытался исправить возникшее недоразумение Хань.
— Да наплевать! — вмешался мужчина, эмоционально размахивая руками. — Пускай снова переезжает, но уже сам. И я больше не собираюсь это терпеть — сразу в суд, пусть с ним разбираются! А вы ступайте, ступайте…
Ханя стали выталкивать из квартиры. Как раз в эту секунду на этаже остановился лифт, и створки разошлись, явив всем присутствующим Чонина.
— Ты! А ну убирайся отсюда! — завопил тут же мужчина, тыча в сторону Чонина пальцем.
Тот вышел из лифта и что-то коротко бросил по-корейски, потом перевёл взгляд на Ханя. Пока дамочка и помятый мужчина орали уже по-корейски, Хань и Чонин просто смотрели друг на друга и молчали. Потом Чонина попытались оттолкнуть к лифту, и он вновь сказал что-то короткое и резкое, и чуть не поплатился за это — Хань успел в последний миг поймать чужое запястье и удержать за руку, дабы Чонину не расквасили нос.
Крики становились всё громче и, вероятно, бессмысленнее. Чонин слегка оттолкнул от себя возбуждённых родственников, вздохнул и двинулся к лестнице.
Несколько шокированный всем произошедшим и пока ещё не представляющий, что ему думать, Хань последовал за Чонином. Догнал только этаже на третьем и тронул ладонью за плечо.
Чонин обернулся, смерил его непроницаемым взглядом.
— Что? Разве тебе не всё рассказали?
— А ты пришёл, чтобы перехватить меня и не позволить с ними встретиться?
— Нет. — Чонин помолчал и тихо добавил: — Не совсем.
— То есть, всё, что они сказали…
Чонин выразительно вскинул брови. Дескать, думай сам.
— Вообще-то я пришёл, чтобы узнать имя человека, оплачивающего твою учёбу. Оно требуется для документов нового образца. И только. Информацией о твоей личной жизни меня обременили.
— Тогда просто забудь.
Чонин круто развернулся и продолжил спуск по лестнице.
— Да постой ты!
— Что ещё?
— Можно послушать твою версию?
— Что, прости? — Чонин остановился, опять повернулся и смерил Ханя всё тем же непроницаемым взглядом.
— Я хочу услышать это от тебя. Всё то, что мне пытались рассказать. — Хань поправил очки, чтобы спрятать беспокойство. И спрятать заботу. Смотреть на Чонина спокойно было трудно, почти невозможно. Хань смотрел, а в груди что-то сдавливало, кололо так сильно, что дыхание перехватывало. Он и рад бы всё исправить, но он не чародей, чтобы взмахом волшебной палочки превращать чужие изломанные жизни в безупречные и радостные прямые линии, где всё ровно и гладко. Он даже свою жизнь не мог превратить в красивую сказку.
— Неужели?
— Представь себе.
— Ума не приложу, на кой чёрт тебе это нужно, — очень тихо проговорил Чонин, крепко стиснув кулаки и позабыв о невозмутимости. И теперь Хань читал в его глазах глухую ярость, что копилась годами. — Чтобы убедиться, насколько я неправильный? А не боишься нарваться на неприятности?
Хань резко выдохнул, когда его толкнули вдруг к стене и надавили предплечьем на горло — без шуток, всерьёз, до сильной боли. Горячее дыхание опалило скулу, и захотелось спрятаться от пристального тяжёлого взгляда, но никак и некуда.
— Пусти…
— Да уж не рыпайся теперь, — приструнил его Чонин и сильнее надавил предплечьем на горло. — Теперь это больше похоже на правду, не так ли? Ты всё ещё хочешь послушать мою версию? Или с тебя хватит?
— Всё ещё хочу… — с трудом выдохнул Хань. — Но если… будешь так держать… я отключусь раньше, чем… расскажешь до конца. Мне всё ещё нужен воздух… знаешь ли. Жабры не отрастил.
С губ Чонина слетел тихий смешок, но почти сразу он вновь стал серьёзным и чуть ослабил давление.
— Жабры в воде нужны.
— Неважно. Рассказывать будешь?
— Нечего там рассказывать. Тебе всё рассказали уже.
— Чушь какую-то.
— Я тебе расскажу то же самое, хочешь?
— Ну давай.
— Мне было пятнадцать. Это было в Мексике. Изнасилование преподавателя.
— Официальная версия? — ядовито уточнил Хань.
— Официальной версии нет, потому что делу не дали ход.
— Что это был за преподаватель?
— Преподаватель музыки. Кореец. До Кёнсу. Маленький человек с большим сердцем, бездонными глазами и голосом ангела, — с печальной задумчивостью пробормотал Чонин. — Скажи, что я сволочь.
— Мне не хочется. И как это было?
— Тебе же сказали…