Особенно когда она сидела здесь, в кафешке, слушая разговоры Ким и Нозо о последних, появившихся на рынке, средствах очищения толстой кишки и о салоне, открывшемся на днях неподалеку, где предлагались всевозможные скрабы, широкий выбор средств для удаления волос и новейшие косметические инъекции. Нозо говорила о том, что хочет «подколоть губы филлером», поскольку ей кажется, что ее (идеально красивые, на самом деле!) губы немного тонковаты. А Ким на полном серьезе подумывала сделать инъекции ботокса в свой совершенно гладкий лоб.
Причем – черт подери! – им обеим было немногим за двадцать пять. Но, несмотря на свою довольно нетрадиционную корпоративную жизнь, они были насквозь туземками Ла-Ла-ленда.
Пока ты молода и способна сделать карьеру в Лос-Анджелесе, то должна беспрестанно вкладываться в свое лицо и тело.
И от этого Би тосковала по Криденсу еще сильнее. По Криденсу, где внутреннее содержание человека было намного важнее того, насколько пухлые у него губы или сколько морщинок у него на лбу. И где люди всегда искренне рады друг друга видеть. И где никто не опаздывает на двадцать минут из-за пробки.
И где абсолютно нормально – носить трусики-«недельки». И где у нее учащается пульс от звука шагов поднимающегося по лестнице Остина…
Черт подери… Остин… Ну почему сильнее всего она тоскует именно по нему?
От горячих слез защипало глаза, и Би порадовалась, что их скрывают солнцезащитные очки. Однако они не помогали справиться с теснотой в груди и тем, что со зловещим треском происходило сейчас вокруг ее сердца. Крохотные трещинки в сплошной стене, которой она отгородила его от мыслей и воспоминаний об Остине, уже превратились в зияющие щели. Его появление дало первый толчок этому разрушению, и за неделю с каждым новым воспоминанием о нем выбоин становилось все больше. И теперь они уже напоминали глубокие провалы.
Сколько еще пройдет времени, пока эта защита не развалится совсем?
Как оказалось, пятнадцать минут.
До того момента, когда принесли заказанную еду и Би поглядела на свою тарелку – с ровным шлепком очень полезного яичного белка, увенчанного тремя каплями трюфельного масла и молодым ростком люцерны. Все то, что ей не нравилось в ее лос-анджелесской жизни (и что еще сильнее обострилось с неожиданным появлением Остина), внезапно оказалось так зримо представлено на этой тарелке, которая любого здешнего кулинарного критика несомненно привела бы в восторг.
На этот раз слезы уже не просто выступили – они вовсю заструились из глаз. И в этот момент внезапного и четкого прозрения она вдруг поняла, что совершила гигантскую ошибку. Что она сделала
А еще потому… что она
Она позволила чувству унижения и злости на Чарли Хаммерсмита, а также своей гордыне затмить все прочее. Она допустила, чтобы этот самодовольный ублюдок подначил ее вернуться к тому, от чего она отказалась несколько месяцев назад. И чтобы потребность доказать ему, что она способна сама добиться успеха, вытеснила все прочие доводы.
Зачем вообще – ради всего святого! – она должна что-то доказывать этому мерзавцу?!
Видимо, она неосторожно шмыгнула носом, потому что Ким и Нозо резко оборвали разговор и дружно уставились на нее.
– Би? – встревожилась Ким. – Ты что… плачешь? У тебя что-то случилось?
Торопливо утирая слезы, что неудержимо выкатывались из-под оправы очков, Би издала полусмешок-полувсхлип.
– Нет.
– Боже ты мой… – произнесла Ким, и обе женщины, с двух сторон потянувшись через столик к Би, тронули ее за предплечья. – В чем дело?
– Я хочу пирог. – И она громко всхлипнула, поскольку ее самообладание явно начало улетучиваться.
Женщины переглянулись.
– Ну ладно, – очень мягко сказала Нозо, – уверена, что на кухне сумеют раздобыть для тебя какую-нибудь выпечку.
«Да, только ведь это будет не тот пирог, что печет Энни!»
– Простите, но… Как думаете, девушки, сможете провести эту встречу без меня? Мне необходимо… Побыть немного одной и подумать.
Би чувствовала себя виноватой, поскольку эта встреча была назначена именно по ее настоянию. Однако Ким и Нозо были в курсе планов по привлечению Лейлани в свои ряды и полностью согласились с Би. Так что вполне могли сегодня обойтись и без нее.
– Разумеется, – погладила ее по руке Ким. – Иди и думай, сколько надо.
На самом деле Би и понятия не имела, куда пойдет, после того как ушла из ресторана. Она просто отправилась бродить пешком. Бесцельно и неприкаянно. Тротуары, оказывавшиеся под ее ногами, были как будто незнакомыми – и в то же время причудливо встраивались в ее ДНК. В голове вихрями крутились размышления. Об Остине. О любви. О Криденсе. О том, как она взяла и все испортила. О
О маме и об отце.
Осколки воспоминаний детства – и хороших, и плохих – проскользнули в ее голове, точно солнечные лучи, которые она была не в силах поймать.