Нарушенные клятвы

— Секундочку. — Я помогаю Лео надеть пальто и застегиваю его до упора, как будто это защитит его от всего, что может встретиться на нашем пути. И мне удается сунуть телефон в карман пуховика, прежде чем я надеваю его, что немного облегчает тяжесть, давящую мне на грудь.

Я могу позвать на помощь. Я не беспомощна.

Григорий останавливает меня, прежде чем мы доходим до двери, дергая за рукав моего пальто.

— Прикрой ему глаза, — говорит он мне, кивая Лео.

Я смотрю на него в шоке, неуверенно. Мой разум лихорадочно соображает, что это может означать. Это также дает мне больше уверенности в том, что у нас все будет в порядке.

Я делаю, как он говорит, направляя Лео так, чтобы он стоял передо мной и его движения повторяли мои.

— Все будет хорошо. — Я шепчу ему эти слова и надеюсь, что они правдивы.

Прежде чем мы выходим в коридор, я закрываю глаза Лео. Его тело напрягается, но он не протестует, когда мы ступаем на ковер, по которому я ступала сотни раз до этого.

Учащенный стук сердца Лео о мою ладонь — единственная причина, по которой я подавляю вздох.

В коридоре двое мужчин. Двое мертвых мужчин. Я не вижу их лиц. Они оба лежат лицом вниз, тела настолько неподвижны, что очевидно, что они не дышат. Серый ковер вокруг них темнее, чем в остальной части коридора, на нем больше крови, чем кто-либо может потерять и выжить.

Я слышала выстрелы раньше. Но большая часть меня надеялась, что это была ошибка или недоразумение.

Одно из тел находится всего в нескольких футах от моей входной двери. Эти люди шли за мной, а Григорий и Виктор остановили их. Убили их. И я понятия не имею зачем.

— Продолжайте двигаться. — Тон Григория настойчив, но не жесток.

Пока он не заговорил, я не осознавала, что мои шаги замедлились. Остановились, охваченные болезненным удивлением.

Прошло много времени с тех пор, как я видела труп. Я без предупреждения погружаюсь в воспоминания о той ночи, оказавшись в ловушке в другом времени и месте.

Позади меня раздается грубый звук — безошибочно ругательство — даже если оно произнесено на другом языке.

— Забери мальчика.

Лео отстраняется от меня, и этого достаточно, чтобы выдернуть меня из прошлого обратно в настоящее.

— Нет!

— С мальчиком все будет в порядке, — говорит Григорий, когда Виктор берет на себя вывод Лео из коридора. Он прикрывает глаза, пока они не проходят мимо второго тела, и это главная причина, по которой я больше не сопротивляюсь.

— Если с ним что-нибудь случится, я убью тебя.

Я никогда в жизни никому не угрожала. Я стараюсь решать все мирно. Когда кто-то подрезает меня в пробке, я предполагаю, что он опаздывает на работу или у него просто дерьмовый день.

Григорий смеется. Но потом он говорит то, чего я не ожидаю.

— Тебе придется встать в очередь.

И прежде чем я успеваю спросить, о чем, черт возьми, он говорит, он тащит меня по коридору, и мне приходится сосредоточиться на том, чтобы не споткнуться и не оказаться в луже крови.

ГЛАВА 8

НИК

От быстрой ходьбы в асфальте может образоваться яма. Снег выпадает неравномерно и тает, едва коснувшись черного асфальта.

Все мои люди, большинство из которых стоят свободным кольцом вокруг самолета, встревожены. Я вижу это по быстрым взглядам в мою сторону. Случайное подергивание. Неопределенность наполняет свежий зимний воздух прохладой другого типа, усугубляемой тишиной.

Предполагалось, что сегодняшний день пройдет в том же формате, что и вчерашний. Встречи с юристами в небоскребах. А встречи с поставщиками в подвалах. Ужин в модном ресторане. Вместо этого была поездка в Филадельфию, короткая, холодная встреча с капо, и теперь мы уезжаем на два дня раньше, чем планировалось.

Никто не ставит под сомнение изменения.

Они знают, что лучше не задавать вопросов.

Мне следовало бы знать, что лучше не показывать никаких эмоций.

Но в моей груди возникает царапающее, разрывающее ощущение, которое корчится, как живое существо. Из-за этого невозможно стоять спокойно. Моя челюсть сжимается и разжимается в попытке снять напряжение, но это не срабатывает.

Я всегда путешествую с дюжиной мужчин. Во многих случаях это кажется чрезмерным. Это первый раз, когда мне кажется, что этого недостаточно.

Если с ними что-нибудь случится…

Это паника. В моей груди все сжимается тяжелым кольцом страха. Независимо от того, как быстро я двигаюсь, я не могу избавиться от этого.

Я всегда чувствовал ответственность своего положения. Тяжесть необходимости принимать решения, от которых часто зависит жизнь или смерть. Которые могут спасти или оборвать жизни. Эта рябь затрагивает далеко не только меня.

Я бывал в опасных ситуациях. Я смотрел смерти в глаза и не дрогнул. Может, у меня и нет интереса к такому образу жизни, но у меня это хорошо получается. В мою ДНК заложены способности, позволяющие не только выжить в этой жизни, но и процветать в ней.