Нарушенные клятвы

— Потому что ему не следовало ничего говорить.

Лайла бледнеет.

— Он замешан? В твоей… организации?

— Он работает на меня.

— Он врач.

— Да.

— Какой, черт возьми, организации нужен врач?

— Очень опасной.

Глаза Лайлы расширяются, позволяя мне увидеть, как в них твердеет решимость.

— Единственная причина, по которой я здесь, это то, что я волновалась, что вернется еще больше бандитов, и я понятия не имела, кому можно доверять. Сейчас я уеду со своим сыном и пойду в полицию. Я не буду упоминать твое имя, но если ты еще раз подойдешь ко мне, я это сделаю. Я не могу…

— Ты никуда не пойдешь, Лайла. — Я киваю Виктору, и мужчины начинают заходить в самолет. Я не хочу, чтобы они были свидетелями этого, и я надеюсь, что Лайла немного расслабится, когда они скроются с глаз долой. — Мне жаль, что ты сейчас в это втянута. Мне правда жаль. Но это вопрос жизни и смерти. Если ты останешься здесь, если пойдешь в полицию, тебя убьют. И Лео тоже.

Я запинаюсь, произнося имя своего сына, но Лайла, кажется, слишком напугана, чтобы заметить.

— Ты… я не…

— Я могущественный человек. У могущественных людей есть могущественные враги. Они будут пытать тебя и сбросят умирать в канаву. — Я излагаю это как ни в чем не бывало, стараясь не напугать ее, а донести до нее серьезность ситуации. Тем более что я прекрасно знаю, что Бьянки может поступить и похуже.

— Ты лжешь.

— Нет. Я бы не стал лгать тебе об этом, Лайла.

Я смотрю, как на ее лице появляются морщины. Смотрю, как она пытается держать себя в руках. Будь я другим мужчиной, я бы подошел к ней и обнял.

Но если бы я был таким мужчиной, то нам бы и не пришлось вести этот разговор.

— Бери Лео и садись в самолет, Лайла.

Ее глаза бегают по сторонам, широко раскрытые и встревоженные.

— Мне… мне утром на работу. Лео в школу. Он хочет собаку, но в нашем комплексе не разрешо заводить собак, поэтому я должна забрать кошку из приюта на следующей неделе. Я встречаюсь кое с кем. У меня счета, арендная плата. Они заберут квартиру и машину, и я не…

Я делаю шаг вперед и хватаю ее за плечи. Ее нервный лепет прекращается.

— Лайла. У тебя нет выбора.

— Почему я должна тебе верить? — спрашивает она.

Единственный из моих людей, кого нет в самолете, — это Виктор, который сейчас стоит у машины. Нас никто не слышит.

Я встречаю ее встревоженный взгляд.

— Потому что до того, как я узнал, что у меня есть сын, я думал, что ты единственный человек, которого я люблю.

Ее губы приоткрываются, но с них не слетает ни звука.

Я никогда не говорил ей этих слов. Я не знал, насколько внезапно я уйду, но я знал, что уйду. Произнесение этих трех слов казалось эгоистичным.

Но я имел в виду именно это. Я чувствовал это.

— Я единственный человек, который может защитить тебя. И, да, я понимаю, что это иронично, поскольку именно из-за меня ты в опасности. Но это правда.

— Что ж, в этом есть ирония. Потому что, насколько я могу судить, все, что ты когда-либо делал, — это лгал.

— Я никогда тебе не лгал.

— Ты лжешь о том, что любишь меня. Если бы ты когда-нибудь любил, ты бы никогда не приблизился к нам, зная, что это может произойти.

Она уже толкнула меня. Накричала на меня. А потом Лайла делает то, на что никто не осмеливался годами.

Она поворачивается ко мне спиной и уходит.

Последняя фраза была брошена через левое плечо.

— Я не хочу, чтобы он знал, кто ты.

ГЛАВА 9

ЛАЙЛА

Обеспокоенное лицо Лео смотрит на меня с заднего сиденья, когда я открываю дверцу машины. Я смотрю, как он пытается скрыть страх, и мне кажется, что мое сердце сжимается в кулак.

Он пытается быть храбрым ради меня.

Я виню Ника за то, что он втянул нас в эту ситуацию. Алекса тоже.

Но я также виню себя. Если бы я была более осторожна, нарезая огурцы, — если бы я не вернулась в ту больницу в какой-то жалкой попытке разыскать парня, о котором мне следовало забыть много лет назад, — мой сын не смотрел бы на меня так.

— Давай, солнышко, — говорю я ему. — Выходи из машины.

Лео вылезает из шикарного внедорожника. Бросает взгляд на стоящего снаружи Виктора, который даже не пытается спрятать ни один из двух пистолетов, которые у него при себе. Если бы он, возможно, не спас мне жизнь раньше, я бы насторожено относилась к нему.

Тот факт, что я даже думаю об этом, говорит мне о том, что я верю в историю Ника — по крайней мере, немного. Насколько я знаю, эти люди в могли быть полицейскими под прикрытием, пытавшимися арестовать его.

Принять версию событий Ника означает признать, что мы с Лео действительно в опасности. Что нас хотят убить, потому что Ник несколько минут стоял на тротуаре возле моей квартиры.

Это слишком страшно, чтобы осознать, поэтому я сосредотачиваюсь на более насущном вопросе — знакомстве Лео с его отцом.

— Куда мы идем? — Лео шепчет мне, когда мы идем по летному полю, а Виктор следует в нескольких футах позади нас.

— Я не знаю, — признаюсь я, когда мы приближаемся к самолету, такому же элегантному и роскошному, как машина, на которой мы приехали сюда.