Нарушенные клятвы

У меня нет плана. С тех пор как я ответил на звонок Алекса прошлой ночью, весь мой мир перевернулся, основательно и навсегда.

Два события, на которые я потратил большую часть прошедшего года — моя вражда с Дмитрием и договоренность с Павлом — только что стали бесконечно более сложными.

Но я не могу сейчас беспокоиться о том, чтобы выследить своего кузена или нетерпеливого будущего тестя. Моим главным приоритетом должна быть безопасность Лайлы и Лео. Все остальное второстепенно.

И самое безопасное место — это моя частная резиденция. Она защищена, как банковское хранилище, и имеет планировку крепости. Испытываю смесь облегчения и страха, когда осознаю решение, которое принял, как только позвонил, чтобы самолет доставили в Филадельфию, а затем обратно в Россию.

Они будут рядом со мной. Я знаю, почему испытываю ужас. Облегчение объяснить сложнее.

Мне нравится мое личное пространство. Нравится моя приватность.

И я на самом деле не люблю детей.

Кроме… моего.

Я бросаю взгляд на Лайлу. В отличие от Лео, она ни на что и ни на кого не смотрит по сторонам. Ее взгляд устремлен в окно, на пушистые облака, над которыми мы парим. Тревога прослеживается в чертах ее лица и отражается в том, как она обхватывает себя руками, словно физически держит себя в руках.

Я потратил месяцы, вычеркивая Лайлу Питерсон из своей памяти. Годы смирения с тем, что больше никогда ее не увижу. Тот факт, что она сейчас сидит не более чем в двадцати футах от меня, — полная чушь.

Как только колеса коснулись взлетно-посадочной полосы в Москве, я начинаю отдавать приказы. Весь груз погружен в бронетехнику, которая уже ждет.

Еще несколько моих людей ждут снаружи самолета, когда я выхожу на зимний воздух, глубоко вдыхая. Здесь пахнет домом, но я никогда не чувствовал себя здесь не в своей тарелке.

Лео и Лайла спускаются по лестнице последними. Я сосредотачиваюсь на Лайле, а не на нашем сыне, пытаясь притвориться, что он просто ребенок. Не мой ребенок. Точно так же, как он думает, что я ничего не значу. По крайней мере, для него.

— Виктор отвезет вас, — говорю я ей, кивая в сторону ряда припаркованных внедорожников.

Моя машина первая. Когда я дома, я предпочитаю вести машину сам.

Мне нужна секунда, чтобы подумать, немного времени на обдумывание. Минута на планирование. Впервые в своей жизни я понятия не имею, что делать.

Я поворачиваюсь и направляюсь к шеренге машин, останавливаясь только для того, чтобы рассказать Виктору о плане. Он кивает в ответ на указание, по его лицу пробегает тень опасения. Без моих указаний он знает, что я ему доверяю. Знает, что я привез их к себе домой, значит, если что-нибудь случится во время поездки, пытки, которым, как он видел, я подвергаю других, не будут выглядеть такими жестокими.

Машина заведена и ждет. Я забираюсь внутрь и нажимаю на акселератор. Дорогой двигатель рвется вперед, разгоняя машину по взлетно-посадочной полосе с той же скоростью, что и самолет, на котором я только что летел. Цементный участок пуст, что позволяет мне разогнаться еще больше.

Все остальные, кто находится рядом с частным терминалом, обходят эту часть аэропорта стороной. Фамилия Морозов имеет вес в Штатах. Здесь она всегда сопровождается страхом в голосе.

Несмотря на мою склонность к вождению в одиночку, у меня возникло искушение поехать в одной машине с Лео и Лайлой, именно поэтому я этого не сделал.

Сегодняшний день будет иметь далеко идущие последствия. И каждое решение, которое я продолжаю принимать, все глубже погружает моего сына в жизнь, которую я бы для него не выбрал. У моих врагов повсюду шпионы. Тот факт, что я попросил, чтобы как можно больше людей ждали нас здесь, чтобы сопроводить домой после того, что должно было стать обычной, быстрой поездкой, не останется незамеченным или не сообщенным.

Иногда все обстоит именно так, как кажется. Все вокруг меня — друзья или враги — воспримут все, что я сделал сегодня, как знак, что женщина и мальчик в машине позади моей что-то значат для меня.

Единственный живой родственник, к которому я испытываю настоящую эмоциональную привязанность, — это моя мать. Она гордая, несносная женщина за пятьдесят, которая живет в хорошо охраняемом доме в Москве. Вряд ли это идеальный материал для шантажа. Не такая уж слабость.

Но женщина?

Сын?

Я представляю, как Дмитрий хихикает от радости, когда узнает. У него высокий, писклявый смех, из-за которого нас часто дразнили, когда мы были детьми. Я давно его не слышал. Я прекрасно представляю его сейчас, когда он думает, что наконец-то одержит верх.

У меня по-прежнему больше людей и ресурсов. Больше уважения.

Но теперь мне тоже есть что терять.

Я успокаиваю хаос в своей голове, наслаждаясь ощущением того, что нахожусь за рулем. Проехав Москву, я звоню Алексу.

Он засорял мой телефон неотвеченными сообщениями и звонками на протяжении всего полета. Я обязан сообщить ему, что они в безопасности, даже если меня так и подмывает ударить его по лицу за то, что он вообще устроил весь этот бардак.