Нарушенные клятвы

Это другое. Лайла и ее сын — это не просто невинные жизни. Они что-то значат для меня. Они важны так, как никто никогда. Единственный близкий человек, который у меня остался, — это моя мать. Если бы с ней что-то случилось из-за такой жизни, я бы был разбит. Я бы пытал виновных.

Но я бы не чувствовал этого жара. Эту беспомощность.

Моя мать решила выйти замуж за моего отца. Выбрала эту жизнь, точно зная, что это может повлечь за собой.

Лайла этого не сделала. И мой сын тоже.

Я знал, что однажды у меня будут дети. Я знал, что они будут подвержены тем же ужасам, с которыми я мирился с юных лет. Но я думал, что у меня будут годы, чтобы подготовиться к этому моменту. Я не думал, что вот так просто появится полностью сформировавшийся человек, думающий, что он обычный ребенок, но сталкивающийся со смертельными угрозами, потому что в нем течет моя кровь.

— Они на две минуты опаздывают.

Я киваю. Иван открывает рот, как будто раздумывает сказать что-то еще, затем быстро закрывает его. Это мудрое решение. Прямо сейчас я на пределе.

Я злюсь — в основном на себя.

Это моя вина. Мне следовало держаться подальше от Лайлы и ее жизни. Я не принимаю ничего, кроме опрометчивых решений, когда она рядом, и это традиция, которая должна прекратиться.

Хотя я не уверен, что это можно остановить.

Не сейчас.

Люди Бьянки и раньше проявляли любопытство. Мне следовало предвидеть, что он отправит soldatos следить за мной, как только я приеду в город. Я был слишком поглощен тем, что делать с Лайлой, чтобы как следует обдумать свой импульсивный визит.

Бьянки не ожидал, что я оставлю людей, иначе он послал бы еще людей обследовать дом Лайлы. Если бы я этого не сделал, я не знаю, что бы произошло.

Был шанс, что они бы просто узнали все и ушли. Рисковать я не хотел. Как только Виктор сказал мне, что там были итальянцы, я четко отдал свои приказы.

К этому времени Бьянки будет знать, что произошло после нашей встречи. Знаю, что оставил своих людей. Знаю, что я разрешил им стрелять первыми. И тот факт, что я это сделал, говорит обо всем, чем я никогда бы добровольно не поделился с итальянцами.

Он покопается в жизни Лайлы. Узнает, что у нее есть сын. Соедините две точки.

Уходить сейчас — это не вариант.

Черный внедорожник с визгом выезжает на взлетную полосу.

Все вокруг меня начинают действовать, гарантируя, что мы готовы к вылету.

Я, наконец, стою неподвижно, уставившись на тонированное стекло, как будто у меня развилось рентгеновское зрение и я действительно могу видеть людей внутри.

Фары черного внедорожника освещают лужи, оставшиеся после дождя, превратившегося в снег. Григорий выходит с водительской стороны. Виктор вылезает со стороны пассажира. Они избегают зрительного контакта со мной, приступая к выгрузке сумок с заднего сиденья машины и снятию номерных знаков. Они оба знают, что за то, что произошло ранее, будут последствия. Во-первых, итальянцам не следовало заходить в здание.

Следующей появляется Лайла. Она одета так же, как и раньше, когда мы разговаривали возле ее квартиры. Единственное, что изменилось, — это выражение ее лица. Она не просто зла — она напугана.

Беспокойство в моей груди исчезло, но что-то сжимается на его месте.

Я облажался.

Лайла захлопывает дверцу машины и шагает прямо ко мне. С каждым шагом страх все больше исчезает, превращаясь в ярость на ее лице.

Добравшись до меня, она толкает меня. Сильно. Годы тренировок — единственная причина, по которой я устоял на месте.

Будь на ее месте кто-то другой, она бы уже не дышала.

— Я знаю, ты расстроена…

— Расстроена?! РАССТРОЕНА? В коридоре возле моей квартиры два трупа, Ник. Я свидетель убийств! Лео вернулся домой из школы! Он мог быть ранен! Убит! Я не знаю, во что, черт возьми, ты ввязался, и знать не хочу. Я не хочу в этом участвовать, Ник. Ползи туда, откуда пришел. Нам лучше без тебя.

Она смотрит на меня, грудь вздымается, темные волосы развеваются.

Я должен ответить. У меня был готов ответ. Объяснения. Извинения. Я не могу позволить ей стоять здесь и ругать меня перед моими людьми. Достаточно того, что она прикоснулась ко мне без моего разрешения, что обычно является смертельным преступлением.

Но я задумался над одним словом.

— Ты назвала его Лео?

Она смотрит на меня, я смотрю в ответ, и на одну короткую секунду мне снова восемнадцать, я смотрю, как краснеет незнакомка.

Лайла кивает. Я выдыхаю, страшась того, что должен сказать.

— Я возглавляю мощную организацию, Лайла. Вот почему я тогда так внезапно исчез — мне пришлось неожиданно взять все в свои руки. Вот почему я не попрощался. Я не хотел лгать о том, почему мне пришлось уехать, и чем меньше ты знала, тем лучше.

— Ты преступник. — С ее ровным, спокойным голосом это звучит как самое грубое оскорбление, которое я когда-либо слышал.

— Технически, да.

— Технически? Мы ведем этот разговор в окружении людей с оружием.

— Прекрасно. Да, я преступник.

— Господи Иисусе. — Она выдыхает, затем качает головой. — Алекс мог бы выразиться более конкретно.

— Что он сказал?

Острые, умные глаза останавливаются на мне.

— Зачем спрашиваешь?