Нарушенные клятвы

Рассматривая свои решения, как опрокинутое домино, я могу точно определить, в какую секунду упала первая костяшка. К сожалению, знание причины ничего не меняет в результате.

Я смотрю на Лео, который крепко спит. Его глаза закрылись через несколько минут после начала поездки, наконец, уступив изнурительному дню и простуде, с которой он борется. Он бодрствовал весь полет, широко раскрытыми глазами впитывая все вокруг. Он никогда раньше не летал в самолете. Я тоже. Это одна из тех целей, к которым мы стремились. Но праздновать мы не будем.

Я сосредотачиваюсь на умиротворенном выражении лица Лео, пытаясь унять тревогу, бурлящую у меня в животе.

Он в безопасности — говорю я себе. Он в безопасности.

Это, должно быть, самое важное. Что-то, за что можно уцепиться на краю этой пропасти неопределенности. С тех пор как я узнала, что беременна, моей главной целью в жизни было обеспечение безопасности, счастья и здоровья Лео.

Использование возможности сообщить отцу Лео о его существовании не должно было угрожать его жизни. Я никак не могла знать, что это произойдет. С точки зрения логики, я это понимаю.

Но есть также часть меня — большая часть, — которая знает, что я опрокинула первую костяшку домино.

Ник исчез.

Ник предпочел исчезнуть.

Он был не первым человеком в моей жизни, который это сделал. Я должна была усвоить урок. Когда люди решают исчезнуть из моей жизни, надо им позволить.

Я должна была позволить ему.

Я сделала это, когда у меня не было другого выбора. Как только Алекс вновь появился в моей жизни, все изменилось.

И я могу убедить себя, что в интересах Лео было воспользовался возможностью запросить ответы на вопросы, которые должны были остаться в прошлом. Но я хотела получить ответы на эти вопросы для себя, а не только для своего сына.

И вот я в России, проезжаю мимо острых шпилей и радужных куполов. Не в своей тарелке.

В машине с нами только Виктор. Я смотрю на его профиль, пока он с легкостью лавирует в потоке машин, развивая скорость, которая, по ощущениям, превышает предельную.

Я хочу засыпать Виктора вопросами, но не хочу рисковать разбудить Лео. Или позволить ему подслушать то, о чем я думаю.

Велика вероятность, что Виктор все равно не ответил бы мне. Я видела, как он смотрел на Ника в самолете — как и все остальные мужчины. Это было похоже на то, как верующие почитают божество, с оттенком благоговения и уважения.

В какую бы незаконную деятельность ни был вовлечен Ник, она влечет верность, выходящую далеко за рамки обычных отношений начальника и подчиненного. Он часть чего-то большого. Чего-то опасного. Кое-что, во что я теперь вовлечена… Из-за вечеринки братства.

Итак, я молчу всю дорогу, которая длится почти час. Мы оставляем городскую суету позади и петляем по бесконечному лабиринту дорог, обсаженных деревьями, которые стоят, как призрачные часовые. На земле лежит дюйм снега, намерзшего и исписаного серыми пятнами.

К тому времени, как машина замедляет ход, я борюсь со слипающимися веками. Из-за долгого перелета и разницы во времени мы потеряли целый день.

Быстро сгущаются сумерки, окутывая пейзаж тенями, которые становятся темнее и длиннее с каждой минутой. Борьба за то, чтобы не заснуть, превращается в войну, но я полна решимости оставаться в сознании. Мое тело израсходовало весь адреналин и тревогу, оставив после себя только истощение. Я устала бояться — и просто устала.

Когда мы останавливаемся, то оказываемся перед богато украшенными воротами, вырезанными из темного металла. Они целенаправленно внушают уважение и невероятно устрашают. Если бы у ада были врата, я бы представила их именно так. Черный металл прорезает резкую черту на фоне темнеющего неба. Они возвышаются над нами, как предупреждение о приближении. Мужчины, стоящие с автоматами в руках, являются еще одним сильным сдерживающим фактором.

Виктор минуту разговаривает с одним из них. Он вылезает из машины на время обсуждения, но я предполагаю, что все равно не смогла бы понять ни слова из этого.

Язык — это не тот барьер, с которым я сталкивалась раньше. Внезапно вокруг меня рушится стена. Подчеркивая, что, поднявшись на борт этого самолета, я передала полный контроль Нику. Я смогу понять только то, чем он решит поделиться со мной.

Ворота со скрипом медленно открываются, Виктор забирается обратно внутрь, и машина ползет вперед. По длинной, извилистой подъездной дорожке. Мы поворачиваем за угол, и внезапно я вижу пункт нашего назначения. Кажется, что внутри горят все лампы до единой, освещая весь огромный особняк.

Я оценила, что он занимает площадь, равную площади многоквартирного дома, в котором жили мы с Лео. Живу, — напоминаю я себе.

Если я забуду, кто я есть — чего я хочу, — я не справлюсь с этим. Я должна помнить, что это временно. Что серьезность на лице Ника, когда он сказал мне, что мы с Лео в опасности, быстро исчезнет, и жизнь вернется в нормальное русло.