Нарушенные клятвы

Я также совершенно наивен, когда дело доходит до чего-либо, хотя бы напоминающего отношения. Последний раз, когда я был в отношениях, был… С ней. Мне редко удается даже дважды заняться сексом с одной и той же женщиной. Когда это случалось, это растягивалось на месяцы или даже годы. Не на часы.

— Еще рано для звонков. — Я не собираюсь комментировать что-либо более конкретно.

— А кажется, что уже поздно. Я не выспалась. — Она зевает, как бы подчеркивая свои слова.

Скучаешь по мне? — вертится на кончике моего языка. Но я не произношу это вслух, даже в шутку.

Хорошего ответа нет. Либо это будет то, что я хочу услышать, либо то, что она не хочет говорить.

Меня не было меньше суток.

Я думаю, что причиной ее любопытства по поводу того, что здесь происходит, является нечто большее, чем нетерпение по поводу отъезда, но я не уверен. И для нас обоих так будет лучше.

— Я вернусь завтра, — заявляю я, составляя планы по ходу разговора.

Я откладывал свое возвращение на неопределенный срок. Это долгий перелет, который можно совершить за один день. В зависимости от того, сколько времени займут переговоры с Бьянки, я планировал отправиться в Нью-Йорк и завершить дела, на которых прервался мой прошлый визит. Или посетить Бостон, чтобы договориться с ирландцами.

Вместо того чтобы делать что-либо из этого, я спешу домой.

Возможно, Алекс прав, что беспокоится.

— Лео будет счастлив. Он скучает по тебе.

Только Лео? — Вот что я думаю. Но опять же, я этого не говорю.

Я не могу припомнить случая, когда не мог проронить и слова. Когда я предпочел тактичность прямоте? Но я прекрасно понимаю, что прямо сейчас мы с Лайлой балансируем на острие ножа. Колеблемся в выборе будущего.

— Я тоже по нему скучаю, — говорю я и задаюсь вопросом, анализирует ли она мои слова так же, как я ее.

Мы говорим как разведенные родители. Как мои родители, у которых было мало общего, кроме их детей.

А потом наступает тишина, которая тянется, не дискомфортная, но ощутимая, когда мы могли бы обменяться чувствами.

Она мучительно тянется, хотя мы могли наполнить ее разговорами, но мы этого не делаем.

— Увидимся завтра, — наконец говорю я.

— Увидимся завтра, — повторяет за мной Лайла.

Только когда я вешаю трубку, я понимаю… она даже не спросила, как все прошло с Бьянки.

Может, она считает, что все прошло хорошо, раз я так скоро вернусь.

Но я не могу не думать о других причинах.

ГЛАВА 24

ЛАЙЛА

Я протягиваю руку к холодной стороне кровати, ненавидя то, насколько она холодная на ощупь. Температура воздуха не такая уж и низкая. Я слышу шипение радиатора, обогревающего огромный дом. А на кровати лежит толстое стеганое одеяло, укрывающее меня.

Смешно сравнивать утро, когда я просыпалась с Ником, с утром, когда я проснулась одна. И все же, почему-то, просыпаясь без него, чувствую холод и пустоту, хотя мне не привыкать к этому.

Мне не хватает тепла.

Я скучаю по нему, и это опасно.

Я рискую своим сердцем, будущим, моим ребенком и нашей безопасностью.

Я закрываю глаза руками и прикусываю нижнюю губу, желая избавиться от этого ощущения. Вместо этого «Увидимся завтра» эхом отдается в моей голове.

Я сдаюсь и встаю, принимаю душ и одеваюсь, прежде чем спуститься вниз. Завтрак уже накрыт на длинном столе. Лео на своем обычном месте. Сегодня он ничего не читает. Он просто смотрит в пустоту, пока ест хлопья.

Я целую его в макушку, проходя мимо, чтобы взять кофе.

Он вздрагивает.

— Мама!

— Доброе утро, милый. Ты хорошо спал?

— Да. — Лео играет ложкой.

Я отпиваю кофе и накладываю себе на тарелку еду.

Как только я сажусь напротив Лео, он задает вопрос, которого я так боялась.

— Нам обязательно возвращаться в Филадельфию?

Он задавал мне подобного рода вопросы всю неделю, с тех пор как узнал, что Ник — его отец. Но это вопиющая версия «Я хочу остаться». Начало обиды. Лео никогда раньше по-настоящему не спорил со мной из-за моих решений. Но я вижу, что это битва и я боюсь ее все больше и больше с каждым днем.

— Мы живем в Филадельфии, Лео.

— Это очень далеко, — говорит он мне, как будто я могла забыть, сколько часов мы провели в самолете, чтобы добраться сюда. И это был частный полет, не включавший в себя задержки и неудобства коммерческих рейсов.

Я, как последняя трусиха, ем свой йогурт вместо ответа.

— Все мои друзья здесь забудут обо мне.

— Никто здесь не забудет о тебе, Лео. Особенно твой отец.

Я не говорю Лео, что Ник, возможно, вернется сегодня. Часть меня не уверена, стоит ли верить этому самой. Он пролетел весь этот путь, чтобы провести там несколько часов.

— Некоторые дети смеялись надо мной из-за того, что у меня нет отца.

— Им не следовало этого делать. Но, Лео, это не имело к тебе никакого отношения. Они были расстроены или рассержены из-за чего-то другого и решили быть грубыми, вместо того чтобы разобраться со своими проблемами. Я могу поговорить с ними, когда мы вернемся, и…

Лео раздраженно фыркает.

— Ничего не говори. Я просто ухожу в кабинет медсестры, когда мне не хочется иметь с этим дело.