Нарушенные клятвы

Чтобы осознать это, требуется несколько секунд. Я не уверена, что шокирует больше — то, что Ник собирается на вечеринку в честь помолвки, или то, что он пригласил меня пойти.

— Эм… — Приглашение неожиданное, но это лишь часть того, почему я колеблюсь. Я хочу пойти и, честно говоря, я не привыкла потакать этим порывам.

Ник слегка улыбается.

— Увидимся завтра.

— Подожди. — Я встаю, сначала спотыкаясь о нитки, а затем ударяясь голенью о раму кровати. — Просто… — Я подхожу к тому месту, где остановился Ник. — А кто останется с Лео?

— Моя мама хочет побыть с ним.

Я не упускаю из виду выбор формулировки: «хочет» — это не «может» или «должна».

— Она хочет?

Он кивает.

Я вздыхаю.

— Хорошо. Я пойду. Во сколько мы выезжаем?

— Как только будешь готова. Просто спускайся вниз, хорошо?

Полагаю, это означает, что мы и так опаздываем.

— Ладно.

Ник улыбается и исчезает.

Я направляюсь в ванную, чтобы умыться. Впервые с тех пор, как мы приехали, я открываю косметичку, которую привезли вместе с остальными нашими вещами.

Раньше мой макияж состоял из небольшого количества консилера под глазами и быстро нанесенной туши. С тех пор как я здесь, он начинался и заканчивался толстым слоем увлажняющего крема для борьбы с пронизывающим холодом. Длительная процедура нанесения тонального крема, бронзера, румян, теней и подводки для глаз — большая редкость.

Это дает мне возможность сосредоточиться на чем-то другом, а не на неуверенности по поводу вечеринки, на которую мы идем.

Закончив с макияжем, я направляюсь к деревянному шкафу, который занимает половину стены. У меня есть одно платье. Это черное бархатное платье с поясом с кисточками, глубоким вырезом и короткими рукавами, которое я купила на распродаже во время рождественской вечеринки в Curtis Atrium два года назад. Это был последний раз, когда я его надевала, так что я рада, что оно все еще хорошо сидит на мне. У меня нет к нему колготок. Я просто надеваю пару черных туфель на каблуках и спускаюсь вниз.

Спускаясь по лестнице, я слышу голос Лео. Он что-то болтает, веселый и возбужденный. И я просто наслаждаюсь звуком, вместо того чтобы беспокоиться о последствиях того, что ему так нравится жить здесь.

Мир, в который вовлечен Ник, организация, которую он возглавляет, — это не то, что меня устраивает. Но это уже не так страшно и подавляюще, как было раньше. Мужчины, которые каждый день ездят со мной в школу Лео и обратно, пугают. Но они также придерживают для меня дверь и улыбаются Лео. И каждый из них рискует своей жизнью, чтобы защитить моего сына. Трудно этого не ценить. Не чувствовать дух товарищества, о котором говорил Ник, когда обсуждал причины, по которым люди предпочитают присягать Братве на всю жизнь.

Когда я вхожу в гостиную, я сразу же замечаю его. Лео подпрыгивает на диване напротив Веры, которая внимательно изучает черно-белую доску, лежащую между ними.

Ник прислоняется к стене у камина, изучая их двоих. Я наблюдаю, как он изучает их, замечая некоторые эмоции, которые он пытается скрыть. Он выглядит задумчивым и счастливым, стоя весь такой красивый и высокий в своем смокинге. Он полностью черный, и это тот цвет в котором он ходит все время. Но сегодня вечером в его внешности есть что-то, что напоминает мне о том, каково было просыпаться в пустой постели.

Через несколько секунд его взгляд встречается с моим.

Пока я жива, будь то годы или десятилетия, я никогда не забуду выражение лица Ника. Я никогда не забуду, какие чувства вызывает у меня то, как он смотрит на меня. Это врезается в мой разум, оставляя неизгладимый след.

Не думаю, что это имеет какое-то отношение к тому, как я одета. Он видел во мне гораздо больше, чем это платье.

Вожделение, очарование, облегчение, интерес, надежда и забота. Некоторых эмоции я понимаю, а некоторых не ожидала увидеть.

И это заставляет меня чувствовать, что мной дорожат. Ценят. Видят.

— Вау. Ты прекрасно выглядишь, мама.

Я отрываю взгляд от Ника, чтобы улыбнуться Лео.

— Спасибо, мой хороший.

Шаткими шагами я приближаюсь к шахматной доске. Давненько я не ходила на каблуках.

— Ты учишься играть в шахматы?

— Да. — Лео сияет. — Бабушка учит меня.

— Я еще слишком молода для слова «бабушка», — заявляет Вера, передвигая пешку.

Но я замечаю, что она не говорит Лео перестать называть ее так, и он, кажется, ничуть не смущен.

— Ты сказала, что на английском

— Я так и сказала, — отвечает Вера. — Твой ход, vnuk.

— Нам пора идти, — говорит Ник.

Мой пульс замирает, а затем учащается при звуке его голоса.

Глупо, — говорю я своему сердцу.

Я наклоняюсь и целую Лео в макушку.

— Веди себя хорошо. Увидимся утром.

Лео кивает, сосредоточившись на доске.

— Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, папа.

Две фразы, которые я никогда не думала, что услышу от своего сына.

Ник наклоняется, чтобы что-то прошептать Лео. Что бы это ни было, это заставляет его улыбнуться. Он выпрямляется и что-то говорит Вере, громче. Но этот обмен фразами происходит на русском, так что я снова понятия не имею, о чем идет речь.