Нарушитель самоизоляции

В моей классификации все было предельно просто: классицизм — это все здания, у которых есть колонны и статуи; модерн — что-то уже более сложное и витиеватое; современная ерунда, в принципе, не нуждалась в какой-либо характеристике — прямолинейная и лишенная изысков, она говорила сама за себя.

Я, конечно, любила заниматься самообразованием и в каждом своем путешествии обязательно составляла маршрут, включающий все архитектурные шедевры посещаемого мной места, но предпочитала не углубляться во все это слишком. От слова «эклектика» мне почему-то становилось жутко и неуютно.

Сейчас я была уверена, что хотя Игнат, скорее всего, и блестяще разбирается во всей этой запутанной системе стилей, но явился сюда вовсе не за архитектурными изысками.

Я вспомнила о том, что покойная жена его начальника выступала в этой самой Филармонии, и мне стало невыносимо грустно. Я даже порадовалась тому, что сердце этого странноватого человека до сих пор занято утраченной трагической любовью и вряд ли хоть сколько-то занято мной. Или не порадовалась, я сама не знала.

Кажется, я уже потихоньку начинала вливаться в странноватую атмосферу особняка и его обитателей и готовилась исполнять отведенную мне роль. Какую — я до конца еще не понимала.

Игнат обернулся ко мне, искупав меня в неутолимой тоске в глазах.

— Ты уже, должно быть, все знаешь, — озвучил он.

— Да, — кивнула я, смутившись от его взгляда, — но только не говори, что на самом деле Клаус — твой сын.

Игнат нервно рассмеялся.

— Нет, конечно, — сказал он с легкой улыбкой, — слава богу. Но я действительно любил его мать…

— И твой хозяин об этом знает? — спросила я и тут же отругала себя за излишнее любопытство.

В моей памяти всплыли довольно экспрессивные высказывания Клауса на эту тему, и мне зачем-то захотелось услышать версию Игната.

Нельзя же просто взять и не лезть в чужие дела, верно? Да и мне уже, в принципе, нечего терять. Вопрос о моем увольнении хоть и не озвучивался вслух, но витал в воздухе, как звон церковного колокола.

— Да, — тихо проговорил Игнат, и полностью удовлетворил мое желание услышать новую версию этой странноватой истории. — Меня сюда отправили на стажировку после университета, я встретил ее и влюбился без памяти. Она вроде начинала отвечать мне взаимностью, но… появился хозяин. Нет, не думай, что она выбрала его, потому что он был богат. — Я и не думала, а стояла развесив уши и внимала его рассказу. — Он тогда еще не имел всех своих денег и влияния. Я ушел в армию, служил… когда вернулся, он уже начал свое дело. Это были девяностые. Ему нужен был очень надежный человек рядом, чтобы охранять жену и ребенка. А потом она умерла, вот и вся история.

Я думала о другом — прикидывала в уме возраст Игната и время, когда он оказался на военной службе. Все более или менее сходилось, но у меня были еще вопросы.

— Чечня? — осторожно уточнила я.

Игнат кивнул, хотя я могла и ошибаться.

Значит, он значительно старше, чем я предполагала, раз к тому моменту успел уже и отучиться, и пройти производственную практику. Я в те годы еще только поступила в «Ворошиловку».

Нужно отдать ему должное, выглядит он значительно младше своих лет. Но спрашивать возраст было бы совсем нетактично.

— Но почему ты перестал быть годен как телохранитель? — выплюнула я вопрос, мучивший меня больше всего.

— С годами старая травма, полученная на войне, стала давать о себе знать, — уклончиво ответил Игнат, хотя я ждала совсем другого.

Новую душещипательную историю о том, как он накосячил и стал причиной гибели любви всей своей жизни как минимум. Но на самом деле я догадывалась, что, скорее всего, с женой олигарха случилось что-нибудь более банальное вроде рака. Нет, это заболевание, конечно, не было банальным, но логично вписалось бы в их семейную историю. Вряд ли она подхватила какую-нибудь тропическую лихорадку, волонтерствуя в странах третьего мира.

И все-таки затронутая мной тема смутила разоткровенничавшегося Игната, и он выудил из кармана пиджака телефон, чтобы проверить местоположение Клауса.

Мальчишка все еще находился на прежнем месте, скорее всего, продолжая изливать в уши своей новой подружки жалобы на ужасную жизнь богатого отпрыска.

Кажется, Игнат был этим фактом разочарован. Он был смущен и предпочел бы отправиться преследовать нашего подопечного. В действительности я тоже.

Мне вообще довольно тяжело давались всякие личные разговоры, хоть я и получила некоторое удовлетворение оттого, что утолила свое любопытство, хотя бы частично.

Я везде искала двойное дно, и подобный акт откровенности Игната тоже казался мне довольно подозрительным. Вероятно, конечно, на него нахлынули воспоминания при виде этого места, и он впал в горькую ностальгию, но я всегда не удовлетворялась одним оправданием и искала другие варианты. И моя богатая фантазия всегда вступала в такие моменты, доводя любую безобидную ситуацию до масштабов вселенской катастрофы.

Мы довольно долго стояли перед зданием Филармонии молча, и я уже начала привыкать к этому состоянию, когда Игнат снова решился заговорить.