Гартман открыл ящик, достал тетрадь. Ему хотелось записать о начале исторической обороны Севастополя немецкими войсками. Открыв тетрадь, он написал число и задумался. Писать расхотелось. Какая там, к черту, историческая оборона! Рука невольно вывела: «Агония». Он тут же в испуге зачеркнул страшное слово. Его глаза остановились на последних записях.
«В июле 1943 г. в Красногорске, под Москвой, немецкие коммунисты и общественные деятели, эмигрировавшие из Германии в Советский Союз, совместно с представителями пленных немецких офицеров и солдат на специальной конференции образовали национальный комитет «Свободная Германия».
3 сентября 1943 г. английские войска высадились в Южной Италии. Через пять дней Италия капитулировала.
21 сентября советские войска Центрального фронта вышли к Днепру и 22 сентября уже форсировали Днепр.
25 сентября советские войска заняли Смоленск.
6 ноября заняли Киев.
28 ноября в Тегеране встретились Сталин, Черчилль, Рузвельт. Они совещались до 1 декабря».
Гартман закрыл тетрадь и спрятал в ящик. Собранные воедино разрозненные события рисовали такую выразительную картину, что становилось не по себе.
«Все идет к концу», — мрачно думал майор, шагая по бункеру.
Но бункер мал, не пошагаешь, будешь только крутиться, как зверь в клетке. Хотелось выбежать наружу, на свежий воздух. Но нельзя оставить бункер, где стоит телефон. С минуты на минуту могут вызвать к начальству. Его предупредили, чтобы никуда не отлучался.
Он остановился около письменного стола, постоял несколько минут в раздумье, вынул из ящика бутылку вина. После бегства из Новороссийска Гартман перестал заниматься гимнастикой, его гантели, боксерские перчатки, тренировочная груша были потеряны где-то на таманской дороге. Вместо гимнастики он теперь делал несколько глотков из бутылки и находил, что пить из горла куда приятнее, чем из стакана.
Отхлебнув несколько глотков, Гартман сел на стул и обхватил голову руками. Мысли роились невеселые. «Зачем этот Крым, когда игра проиграна? Нужно было отсюда эвакуировать все войска в Одессу. Тогда и Одессу бы не сдали так быстро, а может быть, и удержали ее. Сейчас надо мобилизовать все транспортные средства, чтобы вывезти армию в Румынию. Оборонительный пояс поможет сдержать натиск советских войск и провести эвакуацию планомерно, У нас достаточно авиации, чтобы прикрыть транспорты. А вместо эвакуации начинаем пополнять гарнизон Севастополя новыми солдатами. Неужели нет людей, которые могли бы подсказать Гитлеру, что надо делать в подобном положении? Впрочем, попробуй подскажи ему — и сразу попадешь в немилость. Гитлер верит только себе, считает себя непогрешимым, наделенным самим богом такими качествами, которых нет у обыкновенных смертных людей».
Гартман испытывал что-то вроде тошноты.
В эту тяжелую минуту он подумал о Майере. Друг детства, влиятельный человек, он шеф СД, штурмшарфюрер. Говорят, из него получился хороший контрразведчик. Гартман знал, что Майер руководит СД в Севастополе, но еще не встречался с ним, и вряд ли Майер знает, что Гартман здесь, в Севастополе. Иначе пригласил бы. Он многим обязан Гартману. Дважды Гартман покрывал карточные долги Майера. Было это еще до войны. Став членом нацистской партии и получив солидную должность, он приходил к Гартману не раз и был с ним предельно откровенным, уверял в искренней дружбе.
Можно ли сейчас поговорить с Майером по душам? Не зачерствело ли его сердце? Не стал ли он чрезмерно подозрительным, работая в органах контрразведки? Ведь не секрет, что контрразведчики берут на подозрение даже своих родственников и сослуживцев. Психологически это объяснимо.
Все же встретиться стоит. Там видно будет, какой разговор получится.
Дозвониться до Майера оказалось нелегко. Но Гартман все же дозвонился. Когда назвал себя, в телефонной трубке послышалось радостное восклицание.
— Густав, дорогой! Очень рад слышать твой голос. Мы должны встретиться.
Голос Майера был искренним, и это тронуло Гартмана.
— Я тоже рад, Эрик.
Какое-то мгновение Майер молчал, потом сказал:
— В шесть вечера можешь приехать ко мне?
— На квартиру?
— Нет у меня квартиры, днюю и ночую в своем кабинете.
— Хорошо, только я позвоню чуть позже, со своим шефом договорюсь.
— Договаривайся. Жду.
Через несколько минут Гартман докладывал своему шефу о том, что необходимо побывать в СД.
В шесть часов вечера Гартман отворил двойные двери кабинета Майера. Штурмшарфюрер сидел в кресле за столом. Увидев Гартмана, он подбежал к нему и обнял.
— Рад видеть тебя, Густав, — обрадовался он. — Мы славно проведем вечер. Ты извини, что застал меня в кабинете не одного. Знакомься, это начальник полевой жандармерии обер-лейтенант Эрнст Шреве.
С дивана поднялся мрачного вида обер-лейтенант и протянул Гартману руку.
— Очень приятно, — сказал он, не улыбнувшись.
На стуле поодаль от письменного стола сидел старик в гражданском костюме с закрученными кверху седыми усами. Лицо его было чисто выбрито, на шее темный галстук. «Осведомитель, вероятно», — глянув на него, подумал Гартман.