Нас ждет Севастополь

Таня представилась начальнику штаба бригады и попросила направить ее в батальон, который начнет штурм немецкой обороны. Она облюбовала позицию напротив школы, которая оставалась на немецкой стороне. Место знакомое. Тут в феврале она уничтожила фашистского пулеметчика. Тогда все три этажа школы были целыми, выбиты лишь стекла в окнах. А теперь от школы остались стены на полтора этажа. В штабе Тане сказали, что вражеские наблюдатели часто появляются в развалинах школы, и она решила, что в начале наступления немецкие корректировщики обязательно появятся там, ибо школа по-прежнему является лучшим наблюдательным пунктом на этом участке. Утром началась артиллерийская обработка вражеской обороны. Стреляла почти вся артиллерия Малой земли. А ее к сентябрю накопилось немало, почти пятьсот стволов. Передовая заволоклась дымом и пылью. Разглядеть что-либо в этой пыльно-дымной завесе было невозможно. Когда штурмовой батальон бросился в атаку, Таня осталась в окопе. Снайперу нечего делать во время атаки, нет видимой цели.

Штурм длился весь день, но продвинуться вперед бригада не сумела. Весь день Таня просидела в напряженном состоянии. Ночной штурм также не принес успеха. Не продвинулась бригада и на второй день. Третий и четвертый также топтались на месте. Все эти дни и ночи Таня сидела в своем окопчике, томясь и злясь на все. Ей так и не удалось ни разу выстрелить. Каждый день без победы, каждый день – ничья. Это выводило ее из себя. На третьи сутки она решила пойти вместе со штурмовой группой, но командир батальона вернул ее. Вечерами она приходила в штаб батальона на ужин и узнать новости. То, что слышала, тоже не радовало ее. Невольно ей вспоминались слова майора Труфанова. Однажды он сказал, что солдаты, которые долго сидят в обороне, не способны к наступательным действиям. У них вырабатывается своя психология, психология защищающегося человека. Они привыкли к окопам, у них появилась боязнь пространства. Может быть, он и прав…

Но сегодня семимесячная многострадальная эпопея закончилась, малоземельцы вошли в город. Ночь Таня провела в стрелковой роте. На рассвете ее разбудил связной командира роты.

– Вставай, снайпер! – весело воскликнул он. – Проспала, удрапали они.

Таня вскочила и непонимающе уставилась на него.

– Как удрапали?

– А очень просто. Кишка тонка оказалась.

Торопливо натянув сапоги и схватив винтовку, Таня выбежала из блиндажа.

И вот она идет по улице Новороссийска с бьющимся от волнения сердцем.

Ни одного целого здания, кругом бесформенные груды камня и кирпича, на дороге поваленные телеграфные столбы, скрученные провода. Таня шла по тропе, проложенной саперами, смотрела широко открытыми глазами на то, что осталось от города. Не было города, одни развалины. Не было и людей, которые встречали бы освободителей. Но Таня этому не удивлялась, она знала, что гитлеровцы выгнали из города все население.

Но даже вид развалин не портил ее радостного настроения.

«Я сегодня вроде студентки, сдавшей экзамен», – подумала Таня, поймав себя на том, что с ее лица не сходит улыбка.

Около дороги лежал убитый солдат. Его широкие скулы и тонко поджатые губы показались удивительно знакомыми. «Кто это?» – подумала Таня, напрягая память. И вдруг вспомнила, а вспомнив, отшатнулась. Капитан Уздяков!

Невдалеке на камнях сидели два солдата и спокойно покуривали.

– Ребята, – обратилась к ним Таня. – Надо бы убрать человека, лежит почти на самой дороге.

– Пусть лежит, собака, – не поднимаясь, отозвался один солдат и пренебрежительно сплюнул.

– Зачем вы так говорите о погибшем товарище? – укорила его Таня.

– Черт ему товарищ! – ожесточась, ругнулся солдат.

Встав и бросив окурок, солдат подошел к Тане, широко расставив ноги и щуря серые глаза, сказал:

– Идите своей дорогой, товарищ старшина. Не ваша тут забота. Не имеем чести вас знать.

Таню рассердили его слова.

– Почему вы стоите перед старшиной в такой развязной позе? Станьте как полагается. Вот так. А теперь слушайте приказание: убрать труп.

Второй солдат, до сих пор молчавший, также поднялся и подошел к Тане. Козырнув, он миролюбиво сказал:

– Девушка-старшина, не расстраивайте нервы. Нам поручено убирать трупы. Ну, а с этим мы не торопимся. Пусть поваляется.

– Это был офицер, я его знаю, – призналась Таня, устыдясь своей вспыльчивости.

– Был, да сплыл, – невесело усмехнулся первый солдат. – Плохого знакомого имели, товарищ старшина. Негодяем оказался.

– К фашистам хотел перебежать, – пояснил второй. – Либо от страха, либо сознательно – кто знает. Поднял руки и побежал к ним, ну и схлопотал пулю в спину от своих. Вот каким оказался ваш знакомый. Понятно теперь, почему не торопимся? Прилетел бы ворон да глаза ему повыклевал. – И со вздохом заметил:

– Да не дождешься ворона. Все птахи залетели подальше от этого пекла.

Их слова ошеломили Таню. Она обошла Уздякова, стараясь больше не глядеть на него, и чуть не бегом бросилась подальше от места, где обрел конец своей жизни человек, проповедовавший какой-то вечный круговорот и себялюбец по натуре.