Там Логунов обшаривал карманы убитого немца.
– Что выделаете? – крикнул на него Глушецкий.
– Документы забираю.
– Это потом! Надо очистить здание.
– Все в порядке, – успокоил Логунов, вставая. – Коган в той комнате, он уже проверил кухню и подвал.
Логунов что-то спрятал в карман. В комнату с руганью ввалился Коган, держась левой рукой за нос.
– Ты тут, Логунов? – окликнул он, не поднимая головы. – Намочи платок.
Логунов подбежал к нему.
– Ранили?
– Хуже. Расквасили мне нос, – и Коган опять крепко выругался.
Логунов вынул платок, полил на него из фляги и подал Когану. Глушецкий присветил фонариком. Нос у разведчика был весь в крови и распух. Узнав командира, Коган сказал:
– Квартиранты выселены, товарищ лейтенант. Только вот один невежливым оказался.
– Откинь назад голову, – посоветовал Логунов.
– Не учи мясника, – буркнул Коган, поднося к носу платок, смоченный водкой. Голову он, однако, откинул назад.
Глушецкий выглянул из окна, пытаясь определить, где находятся остальные разведчики и далеко ли от дороги, которую Куников приказал оседлать. Впереди, метрах в пятидесяти, темнели дома и оттуда слышалась стрельба. Глушецкий решил, что разведчики там. Приказав Гридневу и Зайцеву прихватить трофейный пулемет, он побежал в ту сторону. Добрецов, Логунов и Коган последовали за ним.
Когда Глушецкий появился там, стрельба уже прекратилась. Из-за угла вывернулся Уральцев. Увидев Глушецкого, он обрадованно воскликнул:
– Вот хорошо, что наткнулся на тебя! Нужно посоветоваться. Пойдем-ка со мной.
Они зашли в дом.
– Прямо перед нами овраг, – указывая рукой, сказал Уральцев. – Есть ли смысл переходить его? Давай подумаем.
Глушецкий сразу не ответил, а осмотрелся кругом. Станичка полого спускалась к морскому берегу, и было видно, что на всех улицах, прилегающих к городу, шел бой. То в том, то в другом квартале раздавались разрывы мин. Стрельба слышалась и около горы Колдун. Тихо лишь справа, там, где находилось кладбище и проходила дорога к совхозу.
– А кусочек добрый отбили, – вырвалось у Глушецкого. – Потаповская бригада хорошо действует.
– Неплохо, – согласился Уральцев. – Мы в Станичке на самом левом фланге.
– Надо спешить к дороге, – сказал Глушецкий. – Интересно, есть ли около нее дома?
Он подозвал командиров взводов. Семененко и Крошка доложили, что четыре разведчика ранены, два убиты.
– Поворачиваем налево, – сказал Глушецкий. – Взвод Семененко пойдет около балки, Крошки – левее. Дойдем до дороги и займем оборону.
– Раненых следовало бы оставить в одном из этих домов, – предложил Уральцев. – Сюда надо также перетащить имущество старшины.
Глушецкий согласился с его предложением и приказал Безмасу и Лосеву выбрать дом пофундаментальнее и с дверями, выходящими не в сторону противника.
Пройдя пустырь, разведчики окружили четыре дома. В них гитлеровцев не оказалось. Глушецкий подал сигнал перейти улицу, на другой стороне которой густо стояли одноэтажные дома. Но только разведчики появились на ней, как с разных сторон застрочили пулеметы. Разведчики отхлынули назад, оставив двух убитых товарищей. И только забежали они за дома, как вдоль по улице начали рваться мины.
Вторая попытка прорваться через улицу также окончилась неудачей. На ней осталось еще три убитых разведчика. Глушецкому стало ясно, что здесь гитлеровцы создали прочную оборону. Прорываться сквозь нее малыми силами не было смысла, тем более, что скоро начнет светать. После некоторого раздумья Глушецкий приказал разведчикам отходить к тем домам, где оставили старшину. Он рассудил, что в четырех домах, около которых они находились сейчас, занимать оборону было нецелесообразно – слишком близко противник.
Вернувшись к каменным домам, разведчики стали оборудовать их для обороны. Глушецкий выбрал для этого три дома. Крайний к пустырю дом достался взводу Семененко. В другом доме, находящемся чуть сбоку, разместился взвод Крошки. Третий заняли старшина, повар и санинструктор. Глушецкий приказал около дома вырыть окопы на случай танковой атаки. Трофейный станковый пулемет решили расположить в окопе у второго дома.
Подозвав старшину, Глушецкий распорядился раздать разведчикам весь запас гранат и патронов.
– Что будем делать с ранеными? – спросил Безмас.
– Отправим на берег. Идти все могут?
Старшина ответил утвердительно. Глушецкий зашел в дом. В одной комнате горела лампа. На полу лежали раненые, а около них стояла на коленях женщина и наливала из глиняного горшка в кружку молоко. Сидевший на стуле Лосев при появлении командира встал и доложил:
– Все раненые обработаны. – Заметив недоумевающий взгляд командира, он пояснил: – Это хозяйка дома. В подвале сидела. У нее есть корова. Она сама предложила молоко для раненых. Думаю, что неплохо.
Женщина поднялась и подошла к Глушецкому. На вид ей было около тридцати пяти. Ее карие глаза на смуглом, тронутом преждевременными морщинами, лице светились тихой радостью.
– Прямо не верится, что вы вернулись, – сказала она слегка дрожащим от волнения голосом. – Скажите, вы насовсем?
Глушецкий почувствовал в ее голосе затаенную тревогу и успокоительно произнес: