Наш человек в Киеве

— Нет нациков?! Да ведь у тебя на глазах фашисты только что человека ударили. А факельные шествия — ты что, их не видел? А одесситов кто сжег? Да ты сам-то откуда, дядя? — кричали в ответ горожане. Седой ответил, что приехал из Львова — погулять по Одессе.

— Ты одессит?

— Я украинец!

— Одесса — это не Украина. Одесса есть Одесса. С какой стати, вообще, Одесса стала украинской!

— Одесса — часть Украины.

— Мы так не считаем!

В конце концов, старичка вместе с телевизионной группой попросили удалиться, после чего среди одесситов начался жаркий спор, сможет ли их город в принципе устоять перед напором украинизации.

Очень много претензий горожане высказывали полиции, стоящей в оцеплении.

— Где вы были, когда жгли одесситов? Мы же сами ничего не могли сделать, просто смотрели и говорили: «Это горит Украина».

Интеллигентного вида женщина с супругом очень вежливо, но настойчиво пыталась выяснить, почему одесситам нельзя возложить цветы к месту казни интернационалистов в сгоревшем Доме профсоюзов.

— Мы не владеем информацией, — отвечали офицеры, улыбаясь.

— А кто владеет? Кого не спросишь, никто не владеет информацией, — удивлялась женщина.

Муж попытался отвести ее от полицейских: «Пойдем, дорогая, мне их уже жалко».

— А мне их не жалко. Давно пора уже что-то делать со всем этим, а не просто на это безобразие смотреть! — высказалась напоследок эта женщина.

Потом она повернулась ко мне:

— Вы знаете, почему не пускают народ к Дому профсоюзов?

Я пожал плечами.

— Да все в Одессе знают! Все, и вы, и полицейские, все знают, но молчат.

— Так расскажите, — попросил я ее, поднимая камеру.

— Вы думаете, я испугаюсь вам это сказать? Нет, не испугаюсь, — заявила она решительно и отбросила руку мужа, который пытался ее развернуть в сторону от моей камеры.

— Вся Одесса знает причину, по которой горожан не допустили к Дому профсоюзов возложить цветы! Дело в том, что украинские националисты выдвинули властям ультиматум — если «сепаратистов» пропустят на Куликово поле, они устроят погромы, в которых повторят события 2 мая 2014 года. И власть согласилась не перечить им. Знаете, почему? Потому что только неонацисты сейчас реальная сила на Украине, а не полиция, СБУ, армия или, тем более, народ. Вот до какого позора мы докатились!

После этого она, наконец, ушла — ее буквально потащил прочь испуганный до мертвенной бледности супруг.

— Ну что ты говоришь, Лена, ну как ты не понимаешь, что это опасно!

— Василий, сколько можно молчать!?!

— Лена, сколько нужно, столько и можно…

— Да как же так, Василий…

Я прошелся за ними немного. Они так и шли, переругиваясь, но понизили голос до шепота, когда вышли за пределы полицейского оцепления.

Глава двадцать вторая

Поезд прибыл на киевский вокзал довольно рано, не было еще и восьми утра. Я быстро собрался и вышел из вагона, мучимый все тем же гнетущим ощущением опасности и неминуемой трагедии, которое не оставляло в Одессе и потом изводило всю ночь, не давая спать, пока я ворочался на сиденьях в душном сидячем вагоне поезда Одесса- Киев.

В Киеве, в вокзальной автоматической камере хранения, я навестил свою дорожную сумку, но забирать не стал, только оплатил еще сутки хранения, меньше там не получалось. Пришло в голову посетить на прощание Крещатик. С видеокамерой в привычном потертом пластиковом пакетике я неспешно направился в центр пешком.

На Крещатике, на площадке перед зданием Киевской городской администрации, опять митинговали. Упитанные женщины и рослые мужчины стояли жидкой цепью напротив административного здания и дружно скандировали неизбывное:

— Банду — геть!

Я привычным движением поднял камеру на плечо и снял несколько простых планов. Активисты, увидев камеру, принялись суетиться передо мной, потом подтолкнули к объективу самого нарядного демонстранта, мужика в красно-белой вышиванке и голубых шароварах из толстой плотной ткани. Майская жара душила Киев с самого утра, мне тоже было жарко в простой рубашке, а уж каково этому украинскому патриоту, было видно по его потному красному лицу и мокрому платочку, которым он непрерывно вытирал липкий лоб.

Разумеется, патриот заговорил на ломан н ом украинском языке, и, разумеется, его история была банальна — опять новые киевские чиновники раскулачивали старых коммерсантов, отжимая места под ларьки для своей креатуры.

— Мы же на Майдане стояли, бились с кровавым режимом Януковича. И что за это получаем? Нас выгоняют с нашего рынка!

— Москали проникли в городскую администрацию и установили свои поганые москальские порядки? — подсказал ему я.

— Да, они! Агенты Путина! Они хотят уничтожить последние ростки украинской Революции Достоинства!

Передо мной играли в сотый раз один и тот же спектакль одни и те же комедианты. Мне стало настолько скучно, что я рефлекторно зевнул и опустил камеру. Заразившись от моего зевка, начали зевать и полицейские, стоящие неподалеку.

— Я вам еще про коррупцию не рассказал, запишите еще, ваши зрители будут потрясены, — забеспокоился патриот в шароварах.