Наш человек в Киеве

Но нас всех ожидало совсем другое потрясение — на проспекте остановилась видавшая виды четверка-«Жигули», из которой выскочили четверо коренастых мужчин в камуфляже с небольшими полотняными сумками в руках. Они уверенным шагом подошли к цепочке активистов и принялись идти вдоль нее, совершая странные манипуляции руками.

Я пригляделся, в изумлении протирая глаза, но мои глаза меня не обманывали — это было ограбление. Мужчины неспешно обшаривали карманы победителей Революции Достоинства, стаскивали цепочки и даже кольца, вынимали серьги, складывая добычу в сумки. При этом никто из активистов не сопротивлялся, отчего группа протестующих манифестантов стала напоминать очередь к досмотровым пунктам в аэропорту.

Камуфляжные грабители работали быстро, и пока мы с моим разодетым патриотом молча таращились на них, они оказались уже возле нас. Один из грабителей протянул широкую волосатую руку к моей камере. На рукаве его камуфляжной куртки виднелось несколько соломинок, да и сам он пах чем-то посконным.

— Давай сюда, — сказал мне крестьянин, попытавшись цапнуть камеру за ручку.

Я рефлекторно дернулся назад, переложил камеру в правую руку и встал поудобнее, чтобы треснуть его любимым хуком слева.

— Ты чего? Не понял, что ли? — спросил меня громила, недобро нахмурившись. В левой руке у него вдруг показался пистолет. «Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате»… Я присмотрелся к пистолету. Судя по стволу и рукоятке, это была пневматическая версия «Макарова». Больше того, крестьянский сукин сын держал его так неловко, что была видна заглушка от баллончика со сжатым воздухом.

Но и без боевого пистолета эти четверо выглядели убедительно. Драться с ними мне совершенно не хотелось. Самолет через несколько часов, кому охота лететь домой с разбитой мордой?

— Камера казенная, отдать не могу, — снизошел до объяснений я, но встал в боксёрскую стойку так, чтобы у него не оставалось иллюзий по поводу сдачи.

— Казенная? Ну, тогда, конечно, не надо, — неожиданно согласился со мной громила и пошел дальше по цепочке.

У патриота он неторопливо пошарил в карманах голубых шаровар, нашел там немного мелочи и старый кнопочный телефон.

— Какой же ты коммерсант, если денег толком не имеешь? — сказал он с неподдельным возмущением, но все же добавил эту добычу в сумку.

— У меня телефон тоже казенный, верни, — пролепетал патриот, кивая на меня.

— Не ври мне, — строго сказал ему наш крестьянин, даже не обернувшись. Сейчас он был занят выниманием сережек из ушей упитанной белобрысой женщины в цветастом сарафане. Она понуро держала в руках фанерный плакат «банду — геть!» и не сопротивлялась, пока из ее ушей выковыривали золото.

На упитанной блондинке представление неожиданно закончилось — один из громил вдруг свистнул каким-то кинематографическим разбойничьим свистом, и все четверо быстрым шагом направились к машине.

Чем дальше они удалялись, тем громче вслед им несся ропот ограбленных активистов. Когда двери машины захлопнулись, и «четверка» тронулась с места, вслед ей полетел фанерный плакат, который требовал «банду — геть!». Его расчетливо-осторожным движением бросила упитанная блондинка — так, чтобы он, не дай бог, не долетел до машины и не поцарапал бы ее и без того истерзанные жизнью крылья.

Потом блондинка повернулась к полицейским.

— А что же вы стояли, скотиняки?! — заорала она так, что зазвенели стекла в окнах мэрии.

На полицейских вдруг заорали все, надвигаясь на них разгневанной толпой.

— Сволочи! Москальские морды!

— Трусливые скоты!

— Сепары поганые!

Мне стало интересно, как объяснят свое возмутительное поведение служители порядка, и я тоже подошел поближе к полицейскому наряду.

— А что мы можем сделать? — развел руками старший наряда, усатый рослый капитан. — Приказа не было. А без приказа мы теперь не работаем. Не те времена, не тоталитаризм, как раньше.

— Какие тебе еще времена нужны, скотиняка?! — продолжала орать блондинка. — Раньше хоть полиция бандитов не боялась! А что сейчас?

— А сейчас демократия, без приказа нельзя, — выкрутился капитан и пару минут по памяти цитировал какие-то скучные должностные инструкции, изредка вскрикивая:

— Вот поэтому и нельзя, поняли?

Потом ему это все надоело, и он увел троих своих подчиненных внутрь здания администрации.

Я тоже пошел прочь — мне вдруг пришло в голову заглянуть на минутку в гости к Алене Григорьевне.

Асфальт на улице Кропивницкого уже не на шутку пыхал жаром — погода разгулялась, солнце палило по-летнему, липы во дворе распустили все свои зеленые листочки, и люди вокруг тоже дружно повеселели, улыбаясь мне. Я улыбался им в ответ, пока не дошел до металлической двери с надписью «Kropivnitskogo str. Apartments».