Наш маленький, маленький мир

Мои мечты, буйно расцветавшие от покупки каждого перышка, линейки или карандаша, наконец превратились в страсть. Казалось, я не смогу и дня прожить без плиточки ледяного шоколада, без сахарной палочки. Когда пан Шипек откидывал стеклянную крышку и протягивал какому-нибудь счастливчику конфету, в душе у меня разверзалась пропасть. От сладостного запаха я совсем заходилась.

К этому времени братишка придумал новую игру.

Игру в гости. Каждую субботу наши уходили в кинематограф, и мы с радостью ожидали вечера, когда останемся совсем одни. Обычно мы не играли, а рассказывали друг другу страшные истории. Обладая буйной фантазией, мы так вживались в свои выдумки, что сами начинали бояться.

Павлик умел изображать тигра и льва до того похоже, что я в конце концов от страха забиралась в застланную кровать и возвращалась на кухню, лишь когда он начинал реветь. Он без посторонней помощи не мог вылезти из коляски, а так как он еще живее, чем я, переживал все перипетии выдуманных им же страшных историй, то весь покрывался потом, буквально плавал в поту.

Один раз я подкладывала уголь в печку, и раскаленный уголек упал в ящик. В отчаянии пыталась я найти его, но уголек запропастился где-то в куче угля. Я схватила ковшик с водой и плеснула в деревянный ящик. Мы напряженно ждали. Уголь трещал. Мы в ужасе замерли, а вдруг пожар?! Я снова и снова заливала воображаемый огонь, пока по всей кухне не растеклись черные потоки. Братишка мокрый от пота, я перемазанная, как шахтер, — мама поклялась, что никогда больше не оставит нас одних. Но мы уговорили ее, это был наш собственный страх, он принадлежал только нам, и мы находили в нем удовольствие.

А теперь для нас началась новая эра — игра в гости. Руководил Павлик, я была лишь исполнителем. Прежде всего мы расстилали нашу единственную скатерть — мы ели на ней только в рождество. Затем я расставляла всю нарядную посуду: кружки с незабудками, маленькие тарелочки, высокие бокалы, цветные рюмки для ликера. Я варила чай, и братец раскладывал на тарелках что-нибудь вкусненькое. Целую неделю он копил лакомства.

Лакомства ему подсовывала мама, когда я уходила в школу. Печенье, шоколадная баба, шпроты, разноцветные желе и даже банан.

Я нарезала все ломтиками и клала на тарелки, на каждую по одному кусочку, чтобы угощение получилось торжественней и состояло из многих блюд.

Мы ели медленно, запивали сладким чаем из высоких бокалов, и каждый глоток был мне горек при мысли о том, что мама в мое отсутствие так балует Павлика. Он, правда, делился со мной, я съедала даже больше, чем он, но это не меняло дела — моя детская душа не хотела мириться с несправедливостью.

Мы с братом полюбили эту субботнюю игру. Чтобы увеличить наши фонды, он выпрашивал у мамы каждый день что-нибудь вкусненькое, я через него даже заказывала лакомства и с грустью, но с удовольствием поглощала недоступные мне сласти, которые брат получал без труда.

Посуду после пиршества мы не мыли, я просто ставила ее обратно в буфет. Генеральную уборку мама делала только перед большими праздниками и всякий раз удивлялась, почему и как грязнится посуда, которой не пользуются.

В то время мы жили уже в новой квартире. Получить ее помогла нам болезнь Павлика. Мы перебрались неподалеку, на соседнюю улицу, из низенького домика в трехэтажное здание для чиновников. Пришлось расстаться с палисадником, но впервые по нашим стенам не расползалась зеленая плесень и окна были большими. Квартира запиралась, и у нас был свой, только нам одним принадлежавший роскошный ватерклозет, ванная с высокой медной колонкой и чулан. В большой прихожей находилось окно, выходившее в сад, пол был покрыт плиткой, расположенной в шахматном порядке. Мы превратили его в доску для игр. Одну плитку мы с Каей и Богоушеком расшатали общими силами, чтобы держать там шарики. Из передней попадали в кухню, а оттуда в прекрасную комнату с окнами на улицу. Я могла видеть школу, но, увы, мама ее тоже видела, и мне пришлось значительно ограничить свои путешествия.

Папа сразу же провел электричество, мы уже не прибегали к аккумулятору, у нас были настоящие провода, вмонтированные в стены. В кухне висела лампа на блоках под абажуром-юбочкой, совсем как у брата генерала, а в комнате — люстра, и можно было зажигать одну или две, а на рождество даже три лампочки одновременно.

Нашим соседям это новшество весьма понравилось, и вскоре папа провел электричество во все дома, ведь он был этому обучен, прошел соответствующий курс. Слова «соответствующий курс» казались мне необыкновенно важными, и я с огромным почтением разглядывала папины тетради, заполненные чертежами, схемами (папа называл их по-свойски «схемочки») и колючими, неразборчивыми буквами.

Желая украсить квартиру, мама поступила довольно своеобразно — она долго убеждала дядю Вашека, чтобы он разделил стенку в кухне на квадраты, а в квадратах сделал рисунки. Дядя долго сопротивлялся, предлагал разные узоры, но мама стояла на своем, говоря, что он просто хочет облегчить себе работу.