Наш маленький, маленький мир

«Только раз в жизни вы можете собственными глазами увидеть живую, настоящую жирафу, двенадцать бенгальских тигров, двадцать четыре дрессированных слона, вне всякой конкуренции, китайско-японских артистов, тринадцать белых медведей, семерых настоящих арабов, знаменитого укротителя диких зверей и его двадцать берберийских львов, четырех дьяволов, человека на луне и множество прочих аттракционов!»

Я редко что-нибудь прошу, но цирка просто не могу пропустить, мне ничего больше не нужно от жизни, ничего, лишь взглянуть хоть одним глазком на дрессированных зверей, укротителей львов и тигров, на лошадей, на пони.

Когда наши наконец решились, погибла жирафа. Я втайне роняю слезы, она ушла, прежде чем я увидела ее, я так и не видела ее бега, не дотронулась до бархатной шкуры с красивым узором. Она ушла, исчезла навсегда.

— Ты чего ревешь? Что с тобой?

— Она умерла… — всхлипываю я.

— Кто умер? — Папа бледнеет, до боли сжимает мое плечо. — Говори, кто умер?

— Жирафа.

— Тьфу! До чего напугала, ну и глупа же ты все-таки.

— Да-а, а я ее не видела.

— Ну так увидишь ее чучело, — успокаивает меня папа, и я с трудом сдерживаюсь, чтоб чем-нибудь в него не запустить.

Но мои слезы все-таки тронули отца, мы отправились на Инвалидовну. Я упиваюсь острым звериным запахом и едким духом конского пота, цирковое представление ослепило меня, оглушило, я не в силах поспеть за ним, разнообразные чувства: страх, восторг, смех, ужас — сменяют друг друга с такой быстротой, что я прихожу в полное изнеможение и не могу насладиться ни одним из них. Едва во мне возникало одно, как тут же уступало место другому.

Акробаты летают под самым куполом, артист балансирует на шесте, свободно стоящем на земле, девочка танцует на канате, лев скачет через горящий обруч, медведь едет на мотоцикле, во весь опор мчатся кони, коняшки.

Это не те знакомые мне лошади с мохнатыми ногами, это не клячи мусорщика с распирающими кожу ребрами, это не весело трусящие лошадки, запряженные в синюю почтовую карету, и тем более не усталые мерины, послушные кузнецу, которые покорно поднимают ногу и лишь вздрагивают, когда от их копыта валит густой, едкий дым, это не те исхлестанные калеки, у которых в гололедицу разъезжаются ноги и которые, с трудом поднявшись под улюлюканье зевак и щелканье бича, оставляют на мостовой лоскуты окровавленной примерзшей шкуры.

То были огненные кони, великолепные и гордые, белые с розоватым отливом, и в яблоках, и — самые прекрасные — вороные с блестящей шелковой шерстью, они били копытами, из ноздрей летели искры, я вскакивала на них и танцевала на их спинах, легкая, как птица, как мечта.

И тут же я воплощалась в прекрасную полосатую кошку, по знаку укротителя соскочившую с тумбы, — но какая угроза в ее движениях! Все во мне протестует, я не полечу сквозь горящий обруч, я вырвусь из-под власти укротителя, сломаю клетку, перемахну через решетку прямо к людям, которые спокойно щелкают орехи и сосут конфеты.

А вот слоны, эти невероятные животные допотопных времен. Они становятся друг на друга тяжелыми передними ногами, и мне тяжко под их грузом, я трясусь, а вдруг проломится земля и мы упадем в глубокую яму, в котел, где перемешались звери и люди.

— А бегемот! Ты не можешь себе представить, что такое бегемот! — рассказываю я Павлику. — Развалится в воде и только голову высовывает, а пасть как печка, как ворота, зубы, наверное, шваброй чистит…

Мама бросает на меня враждебный, недобрый взгляд.

На другой день она возвращается с коляской только к вечеру. Лицо у нее победоносное, братик счастливый и усталый.

— Всего можно добиться, стоит только захотеть.

Это вызов папе, но папа на подобный тон не реагирует.

— Где же вы были с Павликом? — спрашивает он спокойно.

— В цирке.

Мама не смогла устоять против слезинки, повисшей на длинных ресницах Павлика, она решила любой ценой попасть в цирк. Пусть хоть в зверинец, если не на представление.

Бедняжка мама, конечно, и не предполагала, что в цирке испокон веков есть одна примета; она лишь робко обратилась с просьбой, и перед ними широко распахнулись все двери. Маленький калека с красивым личиком и умными глазками получил разрешение бесплатно посмотреть на зверей, на репетирующих актеров, смог сунуть слону прямо в хобот морковку, увидать, как кормят хищников, и сам пан директор показал ему маленького, совсем розового слоненка.

Брат принес цирку недолгое счастье, но цирк зато сделал счастливым моего братика. Он теперь говорил только о зверях и ни о чем другом: знал, как кого зовут, чем они питаются, где их родина.