Он закрыл в квартире все двери, затем прошел короткое расстояние до главной резиденции Монтековых и вошел. Прежде чем на него успел обратить внимание кто-то из собравшихся в общей комнате Белых цветов, Венедикт уже поднимался по лестнице, направляясь на четвертый этаж. Здесь он без стука вошел в комнату Ромы, затворив за собой дверь.
Рома вздрогнул и резко повернулся на своем вращающемся стуле, стоящем перед письменным столом. В одной руке он держал комок ваты, в другой – зеркальце, и на губе у него алела ранка.
– Я искал тебя всю ночь, – рявкнул он, бросив зеркальце на стол. – Черт побери, где ты был? Я думал, что тебя убили, и ты валяешься в какой-нибудь канаве!
Венедикт тяжело опустился на кровать Ромы.
– Я не помню.
– Что-о? – Рома встал и, наклонившись, уперся руками в колени. – Ты
– Думаю, я ударился головой и каким-то образом добрался домой.
– Ты исчез так внезапно, что я ничего не понял! Бой тогда еще даже не закончился. Меня чуть не убили, потому что я продолжал тебя искать…
Венедикт тоже встал и перебил своего кузена.
– Я пришел сюда не затем, чтобы спорить с тобой.
Рома резко вскинул руки, вложив в это движение столько сил, что у него покраснели щеки.
– Я с тобой и не спорю.
Последовала пауза. На лице Ромы досадливое выражение сменилось задумчивым, затем угрюмым – двое Монтековых смотрели друг на друга, ведя разговор без слов и читая все по лицам. Они выросли вместе, и как бы далеко ни разошлись, язык мимики, выученный в детстве, не забылся.
– Ты не можешь продолжать работать вместе с Джульеттой, – сказал наконец Венедикт, разбередив старую рану. – Только не после того, что произошло, только не после того, что они сделали с нами.
Рома отвернулся, заложил руки за спину и принялся ходить взад и вперед. Он тянул время. Он ходил вот так, когда не мог придумать ответ.
– Все это было подстроено, – сказал он наконец вместо прямого ответа. – Шантажист опять нанес удар – он убедил нас, что за всем стоят Алые, а их заставил думать, что за этим стоим мы…
– Я знаю, что это было подстроено. Я и есть тот, кто выяснил, что это подстава, – перебил его Венедикт. У него руки чесались как следует встряхнуть кузена. Что тут непонятного? Что тут можно не увидеть? – Но ее люди устроили этот пожар. Ее люди сожгли
Рома повернулся.
– Джульетта – это не ее люди.
И Венедикт сорвался.
– Джульетта позволила им убить твою мать! Джульетта убила
Его слова прозвучали оглушительно, как выстрел из пушки, опустошающий все. Рома пошатнулся, словно от удара, а сам Венедикт схватился за живот.
Этого – этого они не могли простить. Даже смерть матерей могла быть прощена в этом городе, где кровь текла рекой. Но простить гибель Маршалла Сео было невозможно.
– Я
Венедикт засмеялся невеселым режущим смехом.
– Это у тебя надо спросить. Потому что ты точно ведешь себя так, будто все это можно забыть, шляясь с нею.
– Он был и моим другом. Я знаю, что вы двое были намного ближе друг к другу, но прошу тебя, не веди себя так, будто мне все равно.
– Ты не понимаешь. – Венедикт не мог думать. У него в голове так гудело, что он едва мог дышать из-за кома в горле. – Ты просто не понимаешь.
– Чего, Венедикт? Чего я могу не понимать…
Рома сделал короткий резкий выдох, похоже, выдохнув весь свой гнев. Он явно удивился, но это удивление быстро прошло, и теперь он, кажется, злился на себя за него. Между тем Венедикт коснулся рукой горла, будто желая загнать свои слова обратно. Ему не следовало этого говорить, ему не следовало говорить ничего… но он все же сказал это. И теперь не станет брать свои слова назад. Потому что это правда.
– Я любил его, – повторил он, на сей раз тихо, повторил затем, чтобы снова почувствовать на языке вкус этих слов.
Он всегда это знал, не так ли? Просто раньше он не мог этого сказать.
Когда Рома поднял взгляд, его глаза блестели.
– Этот город уничтожил бы тебя за это.
– Он и так меня уничтожил, – ответил Венедикт.
Этот город всегда только и делал, что отнимал, отнимал и отнимал. И на сей раз он отнял у него слишком много.
Рома подошел к нему. Полсекунды Венедикту казалось, что сейчас его кузен набросится на него, но вместо этого Рома крепко обнял его руками – твердыми, как сталь.
Медленно Венедикт тоже обнял его. Это было как возвращение в детство, когда главной тревогой было то, вышибет ли спарринг-партнер из него весь воздух, когда ударит ногой. Но это было неважно. Рома всегда помогал ему встать.
– Я убью ее, – прошептал Рома в тишину комнаты. – Клянусь жизнью.
Глава двадцать один
МАРТ 1927 ГОДА
Джульетта с силой положила трубку на телефонный аппарат и издала досадливый звук, так похожий на свисток чайника, что одна из служанок в вестибюле даже посмотрела в сторону кухни.