Наш неоконченный роман. Молчун ты мой любимый

Господи! Как же она соскучилась по мужу! Даже по его молчанию соскучилась! По его рукам! По его теплу в постели! По его мимолётному поцелую в щёку, когда она провожает его на работу! По мягкому выражению лица, с которым он смотрит на сына, когда тот засыпает! Что?!? Ну, что мог запросить похититель, чего ты не можешь ему отдать уже две недели??? Ты же понимаешь, как мне страшно?!? Как мне плохо?!? Пожалуйста, вытащи меня отсюда! Спаси меня!..

Лёвушка, как ты там без матери? Или я тебе тоже не нужна, как и твоему отцу? Еда в бутылочке, памперс есть кому поменять. Поел – покакал – поспал вот и все твои нехитрые радости жизни? Может, тебе уже няню наняли, и ты моё отсутствие и не заметил? Или твоё маленькое сердечко тоже чувствует мамочкину беду? Её отсутствие рядом? И ты капризулишь, кривишь губки, отказываясь от бутылочки, не спишь? Как же хочется прижать твоё тёплое тельце к себе! Поцеловать твою нежную бархатистую щёчку! Вдохнуть твой сладкий младенческий аромат! Господи! Какое счастье, что похитители остановили свой выбор на ней, а не на сыне! Спасибо тебе, Господи!

28

– А ты, щучка, оказывается, горячая штучка! Ишь, какая мокренькая! Все вы, бабы, сучки, что Жучки, что щучки!

Ещё до этих слов, которые никак не могли принадлежать Тимуру, Шурочку вытолкнул из сладкой неги запах. Запах перегара. Она несколько мгновений не могла сообразить, где находится. Ведь только что они нежились с мужем в постели. Он ласкал её грудь, гладил попку, щекотал между ножками. Она тянулась к нему всем телом, жаждала быть окутанной его теплом, пылала от желания соединиться, слиться с ним, сгореть в едином пламени. Но…

Но это было всего лишь сном. Сном, из которого её выдернули в грубую реальность. Чужие, шершавые руки мяли её грудь, сжимали мягкую попку и настырно лезли между ног в её святая святых. Запах перегара лез в нос. Весельчак! Он решил изнасиловать её.

Шурочка инстинктивно засопротивлялась. Но не так-то просто оказалось сбросить с себя тяжёлое мужское тело. Чем отчаяннее сопротивлялась Шурочка, тем грубее и жёстче обращался с ней насильник. Она брыкалась ногами и молотила руками в воздухе, пытаясь дотянуться до его лица. Рычала – «Нет! Нет!», уворачиваясь от его липкого, вонючего рта.

В какой-то момент ей удалось выскочить из-под него, и она побежала к двери. Но выбежать из комнаты не получилось. Весельчак схватил её за ногу и повалил на пол. Шурочка больно ударилась лицом. Мгновения, пока она справлялась с болью, насильнику хватило, чтобы навалиться на неё всем телом. Шурочка опять попыталась вцепиться Весельчаку в лицо, но он перехватил её руки, больно зажал одной рукой, а второй влепил звонкую пощёчину. По одной щеке, по второй.

Кто-то хладнокровный внутри Шурочки, кто-то, кто не потерял самообладания, какая-то маленькая рациональная частичка её сознания чётко произнесла ей в ухо: «Не сопротивляться. Потеряешь сознание – изнасилует. Поддаться. Тянуть время. Ударить чем-то тяжёлым. Один удар. Другого шанса не будет!» И Шурочка послушалась внутреннего голоса. Расслабилась.

– Давно бы так! – удовлетворённо проворчал насильник.

Отодвинулся в сторону и потянулся рукой вниз. Но второй рукой продолжал удерживать руки Шурочки, плотно прижимая их к её горлу, так что дышать было трудно. Возможности найти под рукой что-то тяжёлое и ударить, не было. Вжикнула расстёгиваемая на брюках молния. Рука Весельчака закинула подол платья Шурочки вверх и схватилась за её трусы…

Шурочка чувствовала себя удивительно спокойно, она как будто была не в себе, не в своём теле, а где-то над ним, наблюдала за собой со стороны. «Сделай вид, что помогаешь снимать трусы. Освободи ногу и ударь», – скомандовала она сама себе. Изловчилась и ударила коленкой, целясь в пах. Насильник взвыл и дёрнулся, но руки её не отпустил, лишь немного ослабил хватку, и дышать стало легче. «Кричи!», – скомандовало подсознание, и Шурочка заорала:

– Помогите!

Кому она кричала, кого звала на помощь, она не соображала. Просто этот крик отчаяния было единственным оставшимся в её распоряжении средством спасения. И пусть всё, что она сделала, только ещё больше разозлило насильника. Пусть он её может забить до смерти. Так было даже лучше. Так она освободиться. Освободиться от боли, от унижения, от ненависти.

Шурочка ждала удара, но его не последовало. Яркая полоса света от открывшейся двери разрезала темноту комнаты и осветила лежащую на полу женщину и скрючившуюся над ней фигуру мужчины с занесённым вверх кулаком, как будто луч прожектора выхватил из тьмы театральной сцены двух актёров. Чья-то тень пересекла свет, схватила мужчину за поднятую руку и в мгновение ока уволокла за дверь.

На какое-то мгновение Шурочка возликовала – муж! Это он, Тимур, вовремя пришёл ей на помощь! Но… Дверь закрылась. И никто не бросился к Шурочке, чтобы поднять её с пола, прижать к себе, успокоить, что теперь всё будет в порядке. Пусть даже ничего не сказать, а только успокаивающе погладить по голове…