Флинн обработал его плечо и ногу, но, если солдат и испытывал боль, она потонула в пучине безумия.
«Это случилось со мной», – подумала Кейт.
Она очнулась где-то между окончанием песни Августа и появлением Соро и увидела, как Август завязывает солдату глаза полосой ткани.
– Ему не следует находиться в здании, – серьезно сказали Соро. – Он заражен.
– Именно поэтому он изолирован от остальных, – возразил Флинн.
– «Изолирован» – еще мягко сказано.
Сама Кейт чувствовала себя похороненной заживо в бетонном кубе, хоть она и не была в камере.
Камера находилась на самом нижнем этаже Компаунда, и людям запрещали даже минимальный контакт с заключенным. Сунаи, судя по всему, были не восприимчивы к недугу, поразившему солдата. Август, руководствуясь наставлениями Флинна, ввел несчастному успокоительное, однако оно не помогло. Какая-то жизненно важная связь между телом и разумом оказалась разорвана, и что бы ему ни закачивали в вены, солдат не засыпал – лишь ходил взад-вперед.
– Его следовало бы казнить, – сказали Соро.
– Я против, – произнес Август, задетый их холодным, официальным тоном.
Соро склонили голову набок.
– Поэтому он до сих пор жив.
Флинн встал.
– Август прав. Он – один из наших. И он – первый выживший, с которым мы столкнулись.
«Не совсем», – подумала Кейт, но оставила эту мысль при себе.
– Если от его состояния существует лекарство…
– Если лекарство и существует, – вклинилась Кейт, – так только одно: убить Пожирателя Хаоса.
Среброволосый сунаи бросил на нее быстрый взгляд.
– Что ты делала на улице?
Кейт продолжала смотреть в камеру.
– Охотилась.
– Кто тебе разрешил?
– Я, – твердо сказал Август. – И если бы не она, из отделения не выжил бы никто.
– Это трудно назвать жизнью, – вымолвил Соро.
– Довольно, – устало проговорил Флинн.
– Мы умрем, – пробормотал пленник. – Я сделаю все быстро.
Флинн постучал по микрофону.
– Ты знаешь, кто ты такой?
При звуке его голоса солдат дернулся, содрогнулся и покачал головой, словно пытался что-то изгнать.
– Майер, шестнадцатое отделение.
– Ты знаешь, что ты сделал?
– Я не хотел, но это казалось хорошим и правильным я хотел… Нет, нет, нет! – Солдат потерял равновесие, шатнулся вбок и врезался плечом в стену.
Он резко выдохнул и что-то пробормотал.
Ухо Кейт ничего не уловило, но она прочла по губам:
«Убейте меня».
А потом он снова выпрямился, обещая милосердие, милосердие – что он сделает все быстро, – и Кейт обхватила себя руками.
Ей было не по себе.
Чья-то рука легла на ее плечо.
– Пойдем, – прошептал Август, и Кейт позволила ему увести себя прочь от солдата и его криков.
Когда они вошли в лифт, Кейт привалилась к стене и уронила голову на грудь; глаза скрылись в тени челки. Лицо ее сделалось непроницаемым, и Август вспомнил, как она смотрела вдаль со светящейся полосы: тогда лицо ее стало до жути пустым, даже хуже, чем сейчас.
А когда ее вышибло обратно, она, казалось, вновь ожила – перед тем как удар обрушился на нее.
– Чего еще? – хмуро спросила Кейт.
– Там, на улице, – медленно проговорил Август. – Когда ты искала…
– У всего есть своя цена.
– Почему ты молчала?
– Почему? – она взглянула на него. – Ты сам все сказал, Август. Мы делаем то, что можем. Мы выполняем свой долг. Мы становимся тем, кем должны быть. – Двери разъехались, и Кейт вышла. – Я думала, уж кто-кто, а ты-то должен одобрить…
Август последовал за ней по коридору.
– Это – разные вещи.
Кейт раздраженно фыркнула.
– Ты прав, – согласилась она. – Но… – она умолкла, и ее челка съехала, открывая серебро в глазу. Серебро ширилось, распуская трещинки во все стороны и захватывая голубизну. – Тварь в моей голове – она не уходит, – произнесла она. – Она здесь, она каждую секунду пытается взять верх и превратить меня в марионетку, как солдата у вас в подвале. Но я, по крайней мере, сражаюсь.
Кейт развернулась и скрылась в другом конце коридора.
«Пусть себе идет», – заявил Лео.
Но Август его не послушался и бросился за Кейт.
Он переступил порог комнаты, когда Кейт сидела на его постели, подобрав ноги под себя.
Август прислонил скрипичный футляр к стене и опустился на кровать рядом с Кейт. Его вдруг захлестнуло отчаяние. Какое-то время они помалкивали, хотя Август знал, что Кейт ненавидит тишину. И хотя его присутствие должно было бы вызвать у Кейт желание говорить, первым нарушил паузу именно его голос.
– Я не перестал бороться, – проговорил Август тихо и испугался, что Кейт его не услышит. Но она повернулась к нему. – Я просто устал терять. А так легче.
– Конечно! – откликнулась Кейт. – Но разве так правильно?
Да. Мир был разделен на правильное и неправильное, вину и невиновность. Предполагалось, что границы – очень четкие, черная ломаная линия, но в действительности это было не так.