Наш величайший дар (СИ)

- Ты один из нас и сможешь это объяснить. Не всегда необходимо проводить демонстрацию, - заверил его Чарльз, невольно вспоминая, как в свое время Эрик любил видеть изумленные лица людей, когда дрожали и поднимались в воздух металлические предметы. У него определено была тяга к театральности и эффектности, которую Чарльз отчасти разделял. Тогда, когда это веселило. Да уж. Когда-то слишком давно, чтобы можно было быть уверенным в реальности этих воспоминаний. Тем более, когда им на смену пришли недавние события, в реальности которых усомниться к сожалению было невозможно.

- … и, если выйдет, можно будет разместить их в северном крыле, - Хэнк все это время говорил, но у Чарльза не было сил следить за его речью, поэтому он просто кивнул, доверяя ученому. – Уже поздно, Хэнк. Давай, обсудим все завтра после того, как ты вернешься, - попросил Чарльз и направил свое кресло к двери. Пришлось вспоминать как им управлять. Слишком непривычно и страшно, в помещении он часто натыкался на что-то и не всегда легко проезжал в двери, но с каждым днем выходило все лучше.

- Профессор, - окликнул его Хэнк и сам торопливо обошел Чарльза, чтобы ему не пришлось снова поворачивать кресло. – Меня не будет практически весь день. Я подумал, может, стоит вызвать кого-то, все же…

- Нет, - почти агрессивно и слишком решительно перебил его Ксавьер и провел рукой по своему лицу, словно этот жест мог помочь успокоиться. – Мне не нужна сиделка. Я сам справлюсь. – Он повторял себе это каждый день и прекрасно знал, что это ложь. Но согласиться нанять постоянную сиделку было равносильно окончательному проигрышу и принятию этих бесчувственных ног, своей беспомощности, слабости проклятого тела, которое сдерживало его и делало немощным. Помощь Хэнка была не так постыдна и была всегда на грани возврата к сыворотке. Чарльз думал о ней. Боже, как часто думал о том, чтобы снова перетянуть руку, увидеть, как набухнут вены на бледной коже и пронзить их иглой. Так много раз, сколько потребуется, чтобы снова встать на ноги. Он может ходить! Может… еще сможет. Должен быть способ, и неважно, что он видел себя в будущем в этом чертовом кресле. Они уже поняли, как изменчив бег времени.

- Простите, профессор. Просто, я хотел помочь, - попытался оправдаться Хэнк, и Чарльз понимающе кивнул, поправил свои лохматые волосы, которые постоянно лезли в лицо.

- Да, я знаю. Но мне не нужна помощь, - повторился Ксавьер.

***

Он знал, что это не так. И пожалел о своем упрямом решении очень скоро.

Из-за шума в голове, Чарльз снова не мог уснуть ночью и впал в зыбкое забытье только под утро, мог бы проспать до самого вечера, если бы не звонок в дверь. Пришли рабочие, заканчивать обустройство жилого корпуса и сада.

- Ох, черт… - сонно пробормотал Чарльз и прижал пальцы к виску, не открывая глаз, дал рабочим указания.

Свет пробивался сквозь щель неплотно зашторенных тяжелых занавесок и золотистой линией тянулся через всю комнату до самой кровати.

Спальня Ксавьера – единственная комната, которая практически не изменилась за последнее время. Словно вся боль и отчаяние Чарльза, растекавшиеся по особняку и его окрестностям, теперь стянулись лишь в спальню и впитались в стены и пол, надежно закрепились в последнем уголке выздоравливающего здания.

Во рту было противно сухо и на языке чувствовался неприятный привкус, хотелось побыстрее почистить зубы. Чарльз с трудом оторвался от полосатой подушки и перекатился на спину. Взгляд застыл на светлом потолке, испещренном подрагивающими тенями, и профессор медленно выдохнул, собираясь с силами. Сесть в постели несложно. Инвалидное кресло всегда стоит рядом с кроватью. Но в него еще нужно забраться. Чарльз болезненно морщится, сосредоточенно и тихо передвигает свои мертвые ноги, чтобы скинуть их с края кровати и даже не чувствует, как ударяется о подножку инвалидного кресла и до крови раздирается мизинец на ноге. Не чувствует, как ноги касаются мягкого ковра и сосредоточенно притягивает все свое тело в кресло, практически сбрасываясь в него.