Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены

Вообще-то Юсуп бежал вслед Витеньке целый квартал не без причины. За другим не подумал бы бегать. Знал: для хозяина Витя – не просто рабсила.

Отношения с хозяином Зеевом-Бен-Иегудой вились верёвочкой с первого знакомства. С того утра, когда Витя с Маней пришли в коттедж по адресу, проданному Соней.

– Жену почему привёл? – спросил Зеев о Манечке. – Тоже ищет работу?

– Да. Ищет. Но не на стройке.

– Ну, кто же предложит стройку такой женщине? Батья! Батья!

«Мароккана», красавица Батья была такой же рослой, как муж, с такой же гладкой и смуглой кожей, какая бывает у людей от хорошей еды. Она так же хорошо говорила по-английски, потому что, как и муж, «взяла» курс права в Принстонском университете. После оба оставили вполне удачную адвокатскую практику ради погружения в иудаизм и в бизнес. Как выяснил Витя, религия и деньги в Израиле не только друг другу не противопоказаны, но как бы не могут существовать друг без друга. И вопрос: если ты мудрый, то почему бедный? – здесь звучит без всяких юморных оттеночков. Любимый еврейский мудрец царь Соломон был богат несметно. Зеев и Батья были просто богаты.

Батья улыбнулась Манечке своими огромными карими глазами, Манечка ответила ей голубоглазой прохладной улыбкой.

– Хочешь помогать мне по дому? За… Ну, в день шекелей за… – и Батья назвала цифру, от которой у Манечки закружилась голова. – Еладим, еладим, боу! (Дети, идите сюда!)

Из анфилады комнат высыпали раз, два, три… Маня сбилась со счёту. Сколько-то мальчиков от двух примерно до десяти лет.

– Има, има, – пищали они, пробиваясь к матери, как пробиваются к наседке цыплята.

И от мелькания и писка у Манечки снова голова пошла кругом.

– Нет, – вырвалось у Мани. – Я не справлюсь.

Батья, хоть по-русски не знала, поняла.

– Поделим. Вот эти, постарше, будут твои. Четверо. А пятеро меньших мне.

На том же женском бессловесном языке Маня ответила, что согласна. Но берёт на себя пятерых. Потому что младший, Алан, не бился около матери, а сразу подбежал к ней и вжался головой в Манечкины колени. На том и порешили.

…Встречая или провожая Манечку (не часто, совсем не часто), Витя всегда получал приглашение Зеева «поболтать о том о сём».

Батья с восточной кротостью, не вмешиваясь в мужской разговор, приносила в кабинет кофе. А может, она просто была задумчива, потому что уже в воскресенье начинала готовиться к субботе: что поставить семье на шаббатний стол?

Тяжёлый серебряный подсвечник-менора, большие мягкие кресла, шкафы, полные книг с золотым тиснением… Неоправданная торжественность обстановки уравновешивалась тем, что беседовали на «ты», в иврите нет вежливой формы.

– Скучаешь по профессии? – спросил Витя, увидев на столике антикварный том Гражданского кодекса Наполеона на французском.

– Скучаю? – удивился хозяин. – Некогда скучать. Работаю. На стройке у меня всё в порядке. Дострою дом, заселятся миллионеры – американцы, деньги пойдут.

– Я не о том. Тебе нравилось быть адвокатом?

– Да. Тоже хороший заработок. Но не такой верный.

– Я вот о чём… Что – для души?

– Кроме денег? Кроме удачи? – Зеев провёл рукой по полке с Танахом, Мидрашами и прочими священными книгами иудеев. – Это. Меня часто принимает рав из Бней-Брака, мудрейший Блой.

– Что говорит рав, где у человека душа?

– Нефеш, как у всего живого, в крови. Поэтому резник сливает кровь курицы и кровь барана… Нельзя быть душеедами. Поэтому еврей всегда – от еврейки, кровь у плода ведь материнская.

«Да, да, кровь… Потому душа всюду, в каждой частице моего тела, пока я жив. И потому рука хочет кларнета и не хочет дужки тяжёлого ведра… Эти счастливцы не делят: одно для души, другое для жизни».

Когда Витя после очередной беседы выходил из коттеджа, в холле он видел обычно Батью, стоящую перед двумя открытыми холодильниками.

– Чего я хочу? – мечтательно вопрошала она, осматривая содержимое. – Ну, чего я хочу? – И с печалью: – Я ничего не хочу. И что нынче варить на обед? А? И в шаббат – что?