Наш знакомый герой

Год назад некий Силантьев, режиссер, взял в работу пьесу Горчаковой. Вначале он, как и положено режиссеру, всячески ухаживал за автором, но потом, в процессе работы, ему то ли надоела пьеса, то ли чем разозлила сама Горчакова, но начал он вдруг хамить, иронизировать и ставить Горчакову на место. Эти режиссеры любят всех ставить на место, а уж Силантьев и Гоголя бы на место поставил. Ирина-то как раз и рассказала про Силантьева совершенно жуткие вещи. Несколько лет назад она из-за этого человека вынуждена была уволиться из театра. Банальная история — он приставал к Ирине с чувствами, не заботясь о ее чувствах. Сейчас Ирина пыталась писать. Была она женщина умная, проницательная, с судьбой за плечами, но с литературой у нее пока не выходило. У Горчаковой лежала пьеса Ирины, к сожалению абсолютно беспомощная. Как и что сказать о пьесе — Горчакова не знала. Но Ирина, видимо, поняла ее отношение и тактично ни о чем не спрашивала. Попросилась в гости, чему Горчакова очень обрадовалась. С удвоенными стараниями взялась за мытье полов.

Телефон зазвонил опять. Незнакомый мужской голос с радостью сообщил, что его освободили условно-досрочно за хорошее поведение. Не может ли он навестить Евгению Ивановну, которая скрасила годы его заключения. Ага, это был Валера. Сидел он за служебное преступление, а скорее, за ротозейство и любовь к веселым пирушкам в веселой компании. Он как-то прислал Горчаковой письмо, а она нашла нужным ему ответить. Два года переписывались, и вот он на свободе.

Не успела отойти от телефона, как он зазвонил опять. И опять незнакомый мужской голос. Сказал, что он режиссер, хотел бы встретиться и поговорить о деле. Сегодня. Потому что завтра он уезжает. Хорошенькая получилась компания! Не было ни гроша — и вдруг алтын.

Но, с другой стороны, так было даже лучше. Не может же быть, что оба гостя окажутся невыносимыми, уж в крайнем случае можно будет прибегнуть к помощи одного, чтоб справиться с другим.

Тут вот неделю назад, воспользовавшись тем, что телефон отключен, явился один гусь из Воркуты. Он предложил Горчаковой написать в соавторстве письмо в газету. О том, что наши джинсы лучше американских. По мнению «гуся», это письмо сразу бы решило все молодежные проблемы, потому что, кроме джинсов, у молодежи нет проблем. В гостиницу этому типу устроиться не удалось, а потому он еще и заночевал у Горчаковой. К великой ее радости, как он считал.

Ирина пришла очень скоро. В уборке она помочь не могла, потому что в отношении чисто женских добродетелей была вроде Горчаковой — ни сшить, ни распороть. Она сидела, курила и говорила. Не о пьесе, умница такая. Ее интересовал Гусаров. Ирина познакомилась с ним у Горчаковой. Гусаров был рыцарем, проводил Ирину до дома, а по дороге, видимо, выслушал исповедь Ирины и, несомненно, все понял. Гусаров любил и понимал женщин, как никто. Именно это его и погубит. Ведь женщины видят так мало доброты и участия, что нередко истолковывают это не так. С любовью и пониманием вообще надо быть осторожнее. Приручать людей, не беря на себя полной за них ответственности, никто не имеет права. Любишь людей — делай честно свое дело, других способов любви не бывает.

А Гусаров все же запутывался с женщинами. Если б он был бабник — другое дело. Но бабником он не был, за что женщины тоже его любили. Но вдруг нарвется на какую-нибудь истеричку или психопатку, которая испортит жизнь не только ему, но и его жене Наталье? Бабы на многое способны, воображая, что любят.

Впечатления истерички Ирина не производила, замуж любой ценой не рвалась. Она, как и Горчакова, понимала, что является плохим материалом для строительства семьи. Ирина была не первой из приятельниц Горчаковой, кому Горчакова должна была объяснить, что в Гусарова лучше не влюбляться.

— Но почему? Я же не собираюсь его разводить. А жену он явно не любит.

— Я бы не говорила этого так уверенно. И потом, он — писатель!

— Ну и что?

— Ему нужен покой.

— Но ты же сама говорила, что любовь помогает.

— Да. Но любовь. Собственная любовь по собственной инициативе. Гусаров ведь романтик, да и не похотлив. И потом, ему ведь пятьдесят пять…

— Ну, знаешь, седина в голову…

— Не тот случай. Эта банальность верна не со всеми.

Но Ирине хоть кол на голове теши. Обычно Горчакова понимала любую любовь, за что ее и ценили подруги. Влюбилась женщина в водосточную трубу, честь ей и хвала. Женщины бывают такие талантливые, что и телеграфный столб одухотворят. Но Гусаров отнюдь не телеграфный столб, а потому с ним надо считаться. Горчакова так хорошо знала своего друга, что была убеждена: любовь Ирины его только обременит. Да и Ирина не производила впечатления такой уж влюбленной.

Но тут же Горчакова себя одернула. Упрекнула в черствости. Старею, видимо. Переживания подруги не находят в душе отклика.