Наша жизнь с господином Гурджиевым

Обычно по вечерам г-н Гурджиев общался с нами и давал нам упражнения. Одна из комнат уже была названа «комната г-на Гурджиева». Там был ковёр, на котором все мы учились сидеть со скрещенными ногами на восточный манер, в то время как он сам сидел на софе в той же позе. Через некоторое время начали появляться ковры на стенах и комната приобретала тот вид, который обычно имела комната г-на Гурджиева: полностью увешанная коврами. Но вначале был только один ковёр и одна софа, а в комнатах учеников только кровать и стул, ничего больше.

С самого начала наши беседы касались внимания. Г-н Гурджиев говорил нам очень серьёзно, что внимание абсолютно обязательно для любой работы, которую мы будем с ним выполнять. Если мы этого не поймём, ничто не сможет привести нас к цели, ради которой мы к нему пришли. Все мы чувствовали, что мы уже нечто большее, чем просто тело. Мы знали, что в нас есть «что-то ещё», и нам хотелось узнать, что это. Что нам делать с «этим»? Как «это» назвать? Как мы можем обнаружить «это»? Как мы можем зависеть от «этого», а не от физического тела? Подобные вопросы были для нас по-настоящему важны, и г-н Гурджиев пояснил, что если мы не научимся вниманию – не в обычном смысле, но направляя всё наше внимание на развитие внимания – мы никуда не придём.

Для этого он давал нам упражнения. Весь следующий день мы выполняли задание, в котором внимание занимало центральное место. Не имело значения, где мы при этом были: на кухне, в саду или с лошадьми, когда они появились. Г-н Гурджиев планировал всё, что происходило в доме, и ничего, совсем ничего не могло произойти, о чем бы он не знал, не видел или не присутствовал при этом.

Мы вставали рано, пили чай, и каждый получал свой фунт хлеба на день. Около часу дня мы обедали. На террасе стояли маленькие столики и четыре стула возле каждого. На столах были цветные скатерти? Каждое место было сервировано ножом, вилкой, ложкой и салфеткой? Ничего подобного! На каждом столике стояла одна глубокая глиняная миска, и все четверо ели из неё деревянными ложками.

Меню было примерно таким: аппетитный борщ или какой-нибудь другой питательный суп с овощами, а на второе – большой кусок мяса с картошкой и фасолью или другими овощами для каждого из нас. Вечером мы пили чай с остатком хлеба.

В то время мы с женой жили в нашем маленьком домике, но г-н Гурджиев сказал нам, чтобы мы кушали вместе со всеми. Это было просто невыносимо для моей жены, которая не могла есть из одной миски с другими людьми. Я не знаю, как она это сделала, но г-н Гурджиев разрешил ей завести свою тарелку. Возможно, он не хотел так сильно давить на неё, поскольку впереди были другие сложности.

Однажды я начал есть «медленно и сознательно», как описано в книгах, которые я читал перед встречей с г-ном Гурджиевым. Размышляя над физическим процессом трансформации пищи, над тем, что обычно она не может служить высшей цели, и обо всём, что было сказано об эволюции, я убедился в необходимости сознательной еды.

Во многих религиях молитва перед едой напоминает нам об этой необходимости. Я медленно и сознательно съел только четыре полные ложки, а общая миска уже опустела. Когда мы ели, г-н Гурджиев обычно ходил между столами, всё замечая. В этом случае он только остановился возле меня и сказал: «Хорошо, Фома, хорошо!»