Наше преступление

— Да вижу, вижу, — отвтилъ онъ. — То-ись вб какъ теб благодарны, а то день-деньской маешься-маешься, придешь домой, што собака голодный и ни-чего не прибрано, ничего не припасено. И все мы съ Егоркой отдувайся. Видишь, молодуха-то наша все не-можетъ... — кивнулъ онъ бородой въ сторону матери.

— Да ты скоро въ гробъ меня вгонишь, — отозва-лась Прасковья.

Леонтій ничего не отвтилъ и, подойдя къ печи, закричалъ во всю мочь:

— Батюшка, слзай! Ужинаготова! Егорушка, чего стошпь? раздвайся да садись, а ты чего пришла? — обратился онъ къ Елен. — Садись... хлбъ-соль на стол, а руки своб.

— А-а-а... — промычалъ старецъ, привычнымъ движеніемъ оперся обими руками о край печки и не-тороплцво, мягко стуцаддощре1^п_КВ2В^1Ш.'^,^• осторожно сиустился на полъ и, обдергивая опоясан-ную тонкимъ пояскомъ рубаху изъ толстой домоткани-ны, которая болталась на немъ, какъ на палк, подо-шелъ къ столу.

Вся семья, кром Прасковьи, сла ужинать. Ста-рецъ ни съ кмъ не говорилъ, какъ будто даже никого нс замчалъ и очень мало, опрятно и разсянно лъ.

Леонтій мотнулъ головой въ сторону старца.

— Плохъ нашъ отецъ сталъ, Катюшка, — сказалъ Леонтій, — должно, скоро помрётъ. До ноншняго году все не давалъ мн ригу топить, Все самъ. «Глупъ, го-воритъ, ты, Левонъ, молодъ, даромъ много дровъ изве-дешь, а то спалишь». А нонче на сорокъ шестомъ году разршилъ. «Топи, говоритъ, Левонъ, а' я погляжу». Значитъ, близкой конецъ чуетъ.

— А молотитъ, не отстаетъ? — спросила Катерина.

— Какое молоченье! Ковыряется помаленьку, да мы съ его настоящей-то работы и не спрашиваемъ.

Вс молча взглянули на никого не обращавшаго вниманія старца съ той беззастнчивой безцеремонно-стью, съ какой разглядываютъ искалченную лошадь, обреченную на живодерню.

Леонтій вдовлъ шестнадцатый годъ. Въ ранней юности онъ — скромный, застнчивый, не знавшій жен-щинъ. полюбилъ двушку изъ сосдней деревни. Де-вять лтъ тянулось это чистое чувство. Отецъ не про-тивился женитьб Леонтія на Марьюшк, но двушка была больна чахоткой, и Прасковья слышать не хотла о союз съ ней сына. Когда Леонтій просилъ ея благо-словенія на бракъ, она всегда отвчала ему одно и то же:

— Подумай, Левушка, надолго ли тво женато житье-бытье будетъ? Родитъ теб робенка и помретъ. Што за корысть, не успвши ожениться, остаться мо-лодымъ вдовцомъ да еще съ робенкомъ на рукахъ?!

На десятомъ году Леонтій упалъ матери въ ноги.

— Мама, благослови!,. . . ,

ш.еіап-кагак.ги

Стала-было старуха со своимъ обычяымъ душев-нымъ краснорчіемъ приводить прежніе доводы, но сынъ уперся.

— Не то што на годъ, а хошь на часокъ на одинъ, а пущай моей будетъ Марьюшка, а ежели не благо-словишь, мама, нонче же на стол лежать буду!

Мать уступила. Счастіе Леонтія и Марьюшки было полное, но продолжалось недолго. Никогда они ни на одинъ день не разлучались, никогда даже косо не взглянули другъ на др^га. Годъ спустя Марьюшка ро-дила Егора, а еще черезъ полгода скончалась.

Мужикъ лтъ пять подъ-рядъ плакалъ, не осушая глазъ, ожесточался и ропталъ на Бога. За красиваго, молодого вдовца, це пьющаго, съ достаткомъ, каждая двка въ округ не прочь была выйги замужъ. Отецъ и мать хлопотали снова женить Леонтія, но когда упрашивали его хать свататься, онъ такъ раздражался, какъ если бы ему наносили кровное оскорбленіе.

— Одно.солнце на неб, одна любовь на сердц, — говаривалъ онъ. — Закатилось мое солнышко, видно, такъ Богъ судилъ, а другое меня не обогретъ.

Онъ горячо привязался къ своему ребенку, самъ былъ для него и матерью, и нянькой, и во время его болзней сидлкой и потомъ признавался, что не будь у него Егора, онъ не вынесъ бы потери жены и нало-жилъ бы на себя руки. Бабы для него не существовали и чистотою жизни до сего времени онъ для всхъ одно-сельцевъ являлся недосягаемымъ примромъ. Когда мальчикъ сталъ подрастать, Леонтій, прежде не знав-шій вкуса вина, началъ понсмногу пить; къ ребенку сталъ относиться все сурове и строже и за малйшую провинность или оплошность билъ жестоко.

За ужиномъ Леонтій приступилъ къ тому длу, ко-торое занимало его съ того самаго дня, когда онъ уз-налъ о несчастіи съ покойнымъ зятемъ. Ему хотлось перетянуть къ себ на житье сестру, потому что безъ

баоы пъ дом житьв^^^^.еіап-ка^аік.г

167

эдорова, хозяйство шло пс шатко, не валко, теперь же все валилось изъ рукъ, потому что ему вдвоемъ съ Его-ромъ приходилось выполнять и мужицкую и бабью работы; упущенія были на каждомъ шагу; порядокъ никакъ не налаживался и жилось всмъ очнь тяжко.

— Што-жъ твоя ласковая свекровушка и лошадку пожалла? Въ такую даль да по распутиц отпустила тебя брюхатую? Дойдешь, молъ, доченька, пшомъ! — Послднюю фразу Леонтій сказалъ такъ, какъ должна бы сказать Акулина. Передраздиваніе вышло настолько удачнымъ, что вс за столомъ, кром глухого старца, разсмялись.

, — Мамынька меня до утрія оставляла. По утрію Арня свезъ бы, да я не осталась.