— Къ слѣдователю вызывали въ городъ. Хозяина у меня убили...
— Хозяина? Такъ это твово хозяина тутотка въ Хлябинѣ и убили. Ммм... — и старушка горестно пока-чала головой.-О-охъ^^^^іеіаП-ка&к.ъ
ты сказала-то,- што Акулины шапталовской нсвѣстка будешь.
И старушка всплакнула.
— Нонѣ сколько лихихъ людей расплодилось, сколько... Ъдешь по дорогѣ-то, сердечная, попадется кто на встрѣчу и думаешь: не лихой ли человѣкъ, нѳ прирѣжетъ ли? Вѣрно по грѣхамъ нашимъ Господь наслалъ такое попущеніе...
Катерина не слышала и не понимала словъ ста-рушки, сперва крѣпилась, потомъ покачнулась, упала головой на плечо своей попутчицы и уже не могла подвять ее. Старуха должна была остановить лошадь, кое-какъ уложила въ телѣгу больную, прикрыла ей лицо своимъ мѣшкомъ, а сама примостилась бокомъ въ передкѣ.
Дождь, мѳлкій, частый, ровный, не пѳреставалъ ни на одно мгновеніе... Въ воздухѣ значительно потеп-лѣло. По дорогЬ образовалась глинистая грязь, па-липавшая на колеса. Старуха погоняла лошадку, но какъ она ни спѣшила и ни заботилась о томъ, чтобы возможно лучше укрыть Катерину, онѣ пріѣхали къ Акулинѣ обѣ промокшія до костей.
Катерину домашніе ввели въ избу, раздѣли и уло-жили въ постель.
Старушка обсушилась, поплакала вмѣстѣ съ Аку-линой, попила чайку и къ вечеру, когда дождь не-много унялся*и надъ головой прояснѣло небо, уѣхала домой.
XII.
Срѳди ночи Акулинѣ, спавшей на полу съ дѣтьми, пригрезился страшный сопъ. Незадолго передъ этимъ она просыпалась и прислушивалась, не попроситъ ли чего-нибудь Катерина? Нотаспала, громко, часто сопя, и иногда стонала во снѣ. И .только что Акулина стала опять забываться, какъ ей почудилось, что въ избѣ
215
жужжитъ большая муха. «Не откуда теперича быть бы мухамъ, не лѣто», подумала она во снѣ, но тутъ же воочію ей представилось, что это не только воз-можпо, но что въ открытое окно со двора уже дѣй-ствительно влетѣла болыпая-преболыпая муха и даже не простая муха, а косматый, величиною съ воробья, шмель и сердито бьется объ оконное стекло и, не умолкая ни на минуту, жужжигь... «гу-гу-гу», гудитъ на всю избу такъ, что даже стѣпы дрожатъ. И Аку-линѣ становится страшно. Она боится этого шмеля и ожидаетъ чего-то таинственнаго и ужаснаго. Вдругъ вмѣсто шмеля появляется Сашка Степановъ и начи-паетъ шнырять по всѣмъ угламъ избы. И Сашка не такой, какъ обыкновеішо, а косматый, похожій на шмеля или, вѣрнѣѳ, голова Сашки оказалась иа туло-вшцѣ шмеля. Сашка гудитъ: «Всѣхъ перебыо, всѣхъ перерѣжу. Ваньку убиЛъ, теперь чередъ за Аѳонькой». И мечется и быстро летаетъ по избѣ, ища Аеоньку, а-Аѳонька отъ страха забился подъ загнетісу... У Аку-лины замеръ духъ и захолонуло сердце. Сашка поме-тался-пометался, увидѣлъ его и, поймавъ за голову, сталъ вертѣть ее, чтобы оторвать, но голова Аѳоньки оказалась вмѣстѣ съ тѣмъ и оголовкомъ шкворня или, вѣрнѣе, раздвоенной шляпкой болыпого випта и она, несмотря на яростныя усилія Сашки, не отрывалась, а отвинчивалась и вмѣсто шѳи изъ туловища Аѳонь-ки вылѣзалъ длинный, толстый желѣеный стержень съ блестящими винтообразными парѣзами.
Акулина порывалась броситься на помощь сыну, но вся была какъ связанная и не могла пошевелить ни однимъ членомъ, хотѣла крикнуть «караулъ», но вмѣсто этого, съ величайшимъ усиліемъ едва рас-клеивъ сцѣпившіяся челюсти, только замычала да и то какъ-то странно, однимъ горломъ.
Тутъ Акулина проснулась и, еще слыша свое мы-чаніе, съ усиліемъ приподняла голову. Отъ горячаго
'Ѵ
жили припарку изъ крутого кипятка, съ шумомъ отли-вала*кровь; сердце болѣзненно, часто, неровно и тре-вожно колотилось и все тѣло дрожало, какъ въ лихо-радісѣ. Въ избѣ было необычайно свѣтло. Дождь давно пересталъ и въ окно заглядывала рогатая луна, по-висшая брюхомъ внизъ въ широкомъ прорывѣ между черными тучами. Ея ясный, холодный свѣтъ ложился на полъ свѣтлыми, косыми пятнами, прорѣзанными черными, узкими, тѣневыми полосами, отбрасываемыми переплетами оконныхъ рамъ. Въ царящемъ полумракѣ предметы въ избѣ принимали таинственно-фантастиче-скія очертанія.
Акулина, какъ только проснулась, сёйчасъ же услышала, что Катерина говоритъ что-то. Она сидѣла на постели, и Акулина въ свѣтѣ луны разсмотрѣла, что мертвенно-блѣдное, немного приподнятое вверхъ, съ закрытыми глазами лицо невѣстки было совершенно неподвижно и только шевелились однѣ губы.
Голосъ Катерины, вообще низкій, контральтовый, звучалъ, какъ струна віолончели подъ медленнымъ смычкомъ. Слова выговаривались ею настолько не-ясно, что Акулина не могла разобрать ихъ и снова поддалась вліянію того таинственнаго страха, какой только что пережила во снѣ. Холодныя, крупныя му-рашки, какъ живыя, поползли у нея по хребту къ за-тылку. Она собралась съ духомъ и оклйкнула Кате-рину.
— Катя, да съ кѣмъ ты говоришь? — спросила она поиышеннымъ отъ испуга голосомъ.
— Да съ Ваней... — медленно, съ растяжкой, от-крывъ глаза и откашлявшись, отвѣтила Катерина сво-имъ обыкновеннымъ, немного заспаннымъ голосомъ.