Читаем Наше преступление полностью

Старуха вздрогнула и горячечнымъ воспаленнымъ взглядомъ во всѣ глаза глядѣла на сына, но не пони-мала, кто стоитъ передъ ней и чтб говоритъ. Она была въ безпокойствѣ, тревогѣ и напряженіи. Ей казалось, что она сидитъ за куделей и сучитъ пряясу и все хочегь покруче закрутить ^р^^^^.еіапзщга^аік.гц

вившихся, сухихъ пальцахъ и не закручивается. Ста-руха часто поплѳвываетъ на пальцы, а они веѳ такъ же еухи, какъ и прежде. А тутъ кто-то большой, колеблю-щійся, лохматый толкнулъ ѳѳ, и пряжа оборвалась. Только что она приладила ѳе опять къ куделѣ, какъ нитіса стала тянуться, тянуться все длиннѣе и длиннѣе, и рука тоже тянется за ниткой и веретеномъ черезъ всю избу до самой печи, и сама печь тянется — тянется и колеблется и уходитъ всѳ дальше и дальшѳ отъ нея и нѳ можѳтъ старуха притянуть обратно свою руку и на-мотать нитку на непокорное веретено. И все это раздра-жаетъ и мучаетъ Прасковью____

Старика Петра отпѣли и похоронили на третій день. Всѣ домашніе, родные, пріѣхавшіе изъ Петѳрбурга сынъ Егоръ и дочь Варвара и даже сумасшедшая Катерииа ходили па кладбище; дома оставалась только одна Пра-сковья, лежавшая въ бреду, безъ памяти. Потомъ были поминіси.

Когда гости разошлись и разъѣхались, дома нѳ до-считались бабьихъ и мужицкихъ рубахъ, одного чугу-па, одного ведра, двухъ горшковъ и ухвата.

Все это было раскрадено односельцами въ то время, когда домашніе были на похоронахъ.

конец второй части. Часть третья - в следующем файле.

Часть третья.

тотото.ѳіап-кагак.ги

^ 28-го марта слѣдующаго года въ выѣздной сѳссіи

К-скаго окружнаго суда разбиралось дѣло объ Иванѣ Кирильевѣ. Въ каждый изъ прѳдыдущихъ пяти дней рѣшалось по полудюжинѣ и болѣе уголовныхъ дѣлъ; на 28-ое марта назначено было только два. Сдѣлано было такъ потому, что защищать убійцъ Ивана пріѣ-халъ изъ Москвы молодой, но уже вошедшій въ славу адвокатъ, и предсѣдательствующій суда зналъ, что, когда выстуцаетъ эта знаменитость, дѣло затягивается чуть не на цѣлый день.

Судъ засѣдалъ въ помѣщеніи уѣзднаго съѣзда, въ третьемъ этажѣ кирпичнаго дома, въ длинномъ, про-сторномъ залѣ, выходящемъ семью окнами на обшир-ную соборную площадь съ каменными рядами лавокъ и магазиновъ.

Стороны и свидѣтели по обоимъ назначеныымъ къ разбору дѣламъ собрались, согласно повѣсткамъ, къ 9-ти часамъ утра, но дѣло объ Иванѣ Кирильевѣ, шед-шее послѣднимъ, началось слушаніемъ толысо около 4-хъ часовъ дня.

Къ этому времени изъ боковыхъ дверей въ залъ бойкими шагами вошелъ въ вицъ-мундирѣ, съ бѣлой цѣпыо на шеѣ, судебный приставъ — маленькій, круг-лѳнькій, совершенно лысый господинъ съ близорукими, выпуклыми глазами, придававшими его вообще добро-душному лицу съ торчащими въ стороны русыми усами выраженіе разсерженнаго кота.

№№№.ѲІаП-Ііа2кГи

— Судъ идетъ. Прошу встать!—громко провозгла-силъ онъ. .

Всѣ встали. Залъ былъ биткомъ набитъ публикой. На заднихъ скамьяхъ размѣстились мужики и бабы — все родные, знакомые, сваты и односельцы Ивана иего убійцъ. Тутъ былъ и Степанъ съ Палагеей, съ двумя старшими дочерьми, изъ которыхъ Анютку недавно на-сильно выдали замужъ, и другіе родственники, всѣрод-ныо Горшкова и Лобова, Акулина съ дѣтьми, зятемъ и дядьями покойнаго Ивана. Сѣрый людъ толпился и въ передней, и на лѣстнйцѣ, и даже на подъѣздѣ. Двое дюжихъ городовыхъ, стоявшихъ у вторыхъ дверей зала, едва сдерживали напоръ толпы. Переднія скамьи были заняты чистой публикой, пришедшей послушать рѣчь московской судебной знаменитости, и приставу, чтобы размѣстить всѣхъ, пришлось распорядиться поставить цѣлыхъ два ряда стульевъ въ проходѣ между передней скамьей и рѣзной невысокой коричневой рѣшоткой, пе-регораживавшей залъ на двѣ половины. Какъ разъ око-ло нея столпились всѣ присяжные засѣдатели, чело-вѣкъ около тридцати.

Вслѣдъ за приставомъ въ залъ вошли судьи въ вицъ-мундирахъ съ толстыми золочеными цѣпями на шеѣ у каждаго.

Предсѣдательствующій — внушителыіаго вида су-хощавый господинъ неопредѣленныхъ лѣтъ, съ сѣрой растительностью на сѣромъ лицѣ и стриженой бобри-комъ головѣ, съ тяжелымъ взглядомъ усталыхъ глазъ занялъ кресло за серединой длиннаго стола, покрытаго краснымъ сукномъ, отороченнымъ золотой бахромой, съ спускавшимися почти до пола кистями по угламъ. Остальные два члена сѣли по обѣимъ сторонамъ пред-сѣдательствующаго.

Съ одного края стола помѣстился тщательно при-чесапный, съ завитыми тонкими усами и шелковистой бородкой на тонкомъ, красивомъ, мало - йодвижномъ, почти безжизненномъ лицѣ молодой товарищъ проку-рора, съ другого, лицомъ къ нему и въ профиль къ судь-ямъ, — секретарь съ грубымъ, прыщеватымъ лицомъ и толстыми черными усами.

На стѣнѣ, за спиной судей, висѣли большіе портре-ты Государей; въ святомъ углу подъ иконой, на тум-бочкѣ, стояло открытое зерцало. .

Въ залѣ находился и адвокатъ въ черномъ фракѣ, въ туго-накрахмаленной бѣлой сорочкѣ. Онъ помѣ-стился за особымъ столикомъ, впереди скамьи под* судимыхъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бог как иллюзия
Бог как иллюзия

Ричард Докинз — выдающийся британский ученый-этолог и популяризатор науки, лауреат многих литературных и научных премий. Каждая новая книга Докинза становится бестселлером и вызывает бурные дискуссии. Его работы сыграли огромную роль в возрождении интереса к научным книгам, адресованным широкой читательской аудитории. Однако Докинз — не только автор теории мемов и страстный сторонник дарвиновской теории эволюции, но и не менее страстный атеист и материалист. В книге «Бог как иллюзия» он проявляет талант блестящего полемиста, обращаясь к острейшим и актуальнейшим проблемам современного мира. После выхода этой работы, сегодня уже переведенной на многие языки, Докинз был признан автором 2006 года по версии Reader's Digest и обрел целую армию восторженных поклонников и непримиримых противников. Споры не затихают. «Эту книгу обязан прочитать каждый», — считает британский журнал The Economist.

Ричард Докинз

Научная литература
Четыре социологических традиции
Четыре социологических традиции

Будучи исправленной и дополненной версией получивших широкое признание критиков «Трех социологических традиций», этот текст представляет собой краткую интеллектуальную историю социологии, построенную вокруг развития четырех классических идейных школ: традиции конфликта Маркса и Вебера, ритуальной солидарности Дюркгейма, микроинтеракционистской традиции Мида, Блумера и Гарфинкеля и новой для этого издания утилитарно-рациональной традиции выбора. Коллинз, один из наиболее живых и увлекательных авторов в области социологии, прослеживает идейные вехи на пути этих четырех магистральных школ от классических теорий до их современных разработок. Он рассказывает об истоках социологии, указывая на области, в которых был достигнут прогресс в нашем понимании социальной реальности, области, где еще существуют расхождения, и направление, в котором движется социология.Рэндалл Коллинз — профессор социологии Калифорнийского университета в Риверсайде и автор многих книг и статей, в том числе «Социологической идеи» (OUP, 1992) и «Социологии конфликта».

Рэндалл Коллинз

Научная литература